Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Все про місто...
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

Спасибо огромное за отдельную тему, Артём!!!
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

У нас готова глава 8. Первая часть "Проклятая станция" закончилась, со следующей главы начнется вторая часть романа "Вовк-одиночка".

Глава восьмая. В первый раз в первый класс

2031-й год
Когда ветеран Вовк просил командование дать ему любую работу, он не кривил душой. Эд действительно готов был взяться за любое дело, хоть фильтры менять, хоть дрезины водить, хоть воду откачивать. Нет, Вовк, уволенный со службы из-за ранений, не прозябал в нищете. Ветеранам было положено полное содержание, а у Эдуарда, к тому же, не было ни жены, ни детей. Эд мог себе позволить не работать. Но не хотел.
- Многие бы обрадовались, оказавшись на твоем месте, - заметил Дружинин, принимая у ветерана прошение.
- Вы серьезно? Радоваться роли овоща? – поморщился Эд.
- Зачем сразу «овоща»? – поморщился Анатолий Викторович. – Помнишь, как раньше говорили: «я только жить начинаю, на пенсию выхожу», хе-хе.
- Мультик хороший, не спорю. Фраза идиотская, - хмуро отвечал Эд, глядя в стол.
Дружинин печально покачал головой, провел ладонью по взопревшей лысине, и заговорил так, словно наставлял маленького ребенка:
- Чудак ты, Эд. Пойми: и у тебя, считай, пенсия. О которой мне вот, например, только мечтать можно, несмотря на возраст. Не отпустит меня никуда полковник, даже если захочу. Ты свое отслужил, честно отслужил. Из строя выбыл не по своей вине.
- И что теперь?! – взорвался Вовк. – Да, не по своей. Да, честно служил. Но послушайте! Мне тридцать три года. Если я от чего и умру, то точно не от старости. Что мне теперь делать?! Что?
- Живи! Просто живи! Женщину найди, хобби какое-нибудь…
Эд отмолчался. С женщинами у него ничего не выходило. Нет, начинались его «романчики», как он их называл, всегда отлично. Егерь появлялся на любой жилой станции, облаченный в камуфляж, овеянный славой, украшенный шрамами, пропахший порохом, - и сердца женщин трепетали. Замужних дам Эд сторонился, избегая лишних проблем. Со свободными женщинами, в том числе вдовами, пытался строить отношения. И вот тут начинались проблемы. Не давалась Эду обычная, повседневная рутина. Он иногда просто не знал, что еще делать с женщиной после бурной ночи. О чем с ней говорить? Куда ее вести? Тем более что с последним в метро дело обстояло из рук вон плохо. Был музей с десятком экспонатов. Был любительский театр при школе, в котором премьеры случались в лучшем случае раз в полгода. А остальное время? Чем занять его?
- Есть у тебя одна проблема, - говорил Эду его лучший и, по сути, единственный друг Дима Бражник, - ты не умеешь отдыхать. У тебя два режима есть, как у компа. Ты или спишь, или работаешь. Не можешь просто сидеть и ничего не делать.
- Не могу, - соглашался Эдуард.
- И еще кое-что. С женщинам надо уметь дружить. Понимаю, это звучит забавно. Вроде как принято считать, что между парнем и девушкой не может быть дружбы. Ты не слушай. Фигня это, хреновы стереотипы для тех, у кого извилин в башке нет. У тебя с чего отношения начинаются? С секса. И им же заканчиваются, друг мой. Ты этим доволен?
- Не очень, - ответил Эд, и, подумав, добавил: - Совсем не доволен.
- Значит, будем разбираться. Почему, как ты думаешь, накануне катастрофы и у нас в стране, и почти во всем мире были так популярны случайные связи? Без лишних обязательств, на пару ночей, туда-сюда-обратно – и разбежались. Почему народ это привлекало?
- Никакой ответственности? – предположил Эдуард. – Быстро, легко, удобно?
- Точно, - Дмитрий показал другу большой палец. – В самую точку. И еще голову включать не надо. Люди думали, что это – выбор, что это – свобода, блин.
Эд усмехнулся, услышав последние слова товарища. Так, как он, в метро думали очень немногие. Петр Васильевич Бондаренко, хотя от рассуждений о свободном волеизъявлении у полковника начинался нервный тик, строго запрещал егерям, особенно офицерам, трепаться на этот счет при посторонних. Не хотел конфликтов, это все понимали.
- На первый взгляд: реально свобода. С кем хочешь, как хочешь, где хочешь. Ха. А вот и ничего подобного. Аркан на шее, страшнее многих. Не с этого, повторяю, отношения надо начинать.
- А с чего? Со светской беседы о погоде? – прыснул в кулак Эдуард. Но тут же смутился, увидев, что Дмитрий утвердительно кивает.
- Почему нет. Надо уметь с ними разговаривать. Представь себе, что женщина – это инопланетянин.
- Ага. Чужой, Хищник и Альф в одном флаконе, - фыркнул Вовк.
- Со своими странностями и особенностями, - продолжал Дмитрий, не отреагировав на реплику товарища. – И ты должен с этим существом вступить в контакт. Не физический, - поспешно поправился лейтенант. – Просто в контакт. А для начала беседы любая тема хороша. Да хоть о влажности в туннеле, если уж ты погоду упомянул. Я со своей Олей так и начинал. Мы просто могли сидеть рядом и болтать о том, о сем. Часами.
- Круто, - произнес Эд, глядя на друга с нескрываемым уважением. – Я вот с Лариской. Ну, ты ее помнишь. Я с ней пять минут не мог выдержать, когда она говорить начинала.
- Опять же, решается легко, - улыбнулся Дмитрий. – Встретилась тебе дура одноклеточная, с интеллектом червяка, которая как рот откроет – так повеситься тянет? Бросай ее. Думаешь, я с дурами нашел бы о чем говорить? Нет, конечно. Близость, ты пойми, должна быть в отношениях неким сладким блюдом, которое есть надо, но не стоит подавать сразу же. Мы с Олей, например, первый раз сделали это через полгода после знакомства.
- Через сколько?! – выпучил глаза Эд. – Как ты выдержал-то?
- Да-да. Через шесть месяцев, - улыбнулся до ушей лейтенант Бражник. – Пойми, потерпеть какое-то время совсем не сложно. Не хомяки же мы. Люди.
Эдуард, наблюдая за коллегами и их семьями, и сам видел: строить отношения вполне реально, надо только приложить старания. Но у него не получалось. И жить без работы Вовк тоже не мог. Именно поэтому и кинулся подавать жалобу, едва узнал про «пенсию». Эдуард места себе не находил, ожидая решения руководства. Он даже во второй или третий раз в жизни решил помолиться.
- Услышь меня, Господи, - шептал Эдуард, неловко осеняя себя крестным знамением. – Я же ничего такого не прошу… Ни в золоте купаться, ни жену красавицу. Просто работать хочу. На свалку не хочу!
И молитвы Эда были услышаны. На следующий день, когда Вовк лежал в своей маленькой, унылой комнатушке и отчаянно скучал, на пороге появился лейтенант Бражник.
- Вставай, Эд, - обратился к товарищу Дмитрий Михайлович, - есть для тебя работа.
Только изуродованная нога помешала Эдуарду пуститься в пляс. Впрочем, стоило Вовку узнать, какое место подобрало для него руководство, как радость несколько поблекла.
- В школу тебя определили, - сообщил Бражник.
- Куда?! – чуть не упал ветеран. – Это что, месть такая? И чему я их буду учить? Морды бить?
- По рукопашному бою уже есть педагог, - Дмитрий Бражник как обычно был невозмутим. – Ты будешь учить детей метать ножи.
Эд нервно хихикнул. Он представил себе, как стоит в окружении стайки перепуганных детишек и угрожающе размахивает перед их носами остро заточенным лезвием. Потом на смену первой сцене пришла новая, еще страшнее: дикие, неуправляемые хулиганы с радостными криками кидались ножиками друг в друга, а Эд метался между ними, пытаясь навести порядок.
- Жесть, - произнес Эдуард, приходя в себя от жутких видений.
- Полезный, важный навык, я считаю. Любой парень должен уметь владеть ножом. И для девушек это полезно, рыбу разделывать лучше будут, - слегка улыбнулся Дмитрий. – Занятия один раз в неделю по сорок минут в двух группах, не обременительно.
Лейтенант замолчал, понаблюдал за игрой эмоций на лице товарища, и произнес сухо:
- Ты, кажется, просил любую работу, Эд. Твои слова? Никто за язык щипцами не тянул.
- Мои, не спорю. Но… Школа. Почему школа?
- А почему нет? – отвечал лейтенант по своему обыкновению вопросом на вопрос. – Чем эта работа хуже любой другой? В любом случае, назад ситуацию не отыграешь. С Богом, дружище, - Бражник отбросил напускную суровость, улыбнулся, похлопал растерянного Эда по плечу. - Поезжай к спиногрызам.
- Умеешь утешить! – огрызнулся Вовк. Но отступать Эду, в самом деле, было некуда. Он начинал ошалевать от безделья на Коммунаровской, ему невмоготу было смотреть на своих здоровых товарищей. Переезд на Проспект Свободы сулил хоть какую-то смену обстановки. И Вовк, скрепя сердце и скрипя зубами, уехал на соседнюю станцию. В школу.
* * *
Школа в метро Днепропетровска выполняла функции, не свойственные среднему образованию до Дня Икс. Свободного пространства, ресурсов, кадров и всего остального никак не хватило бы на то, чтобы организовать в метро и детский сад, и ПТУ, и университет. Да и смысла в этом не было. Теоретические знания обесценились, стали ненужными. И не только по информатике, астрономии, географии и иностранным языкам, о преподавании которых никто даже не заикался. На свалку отправились и геометрия, и литература, и обществознание. Остались науки, которые были нужны в новом мире. Зоология, которую в шутку называли «бестиарией»; арифметику, в том числе за то, что развивает мозги; химию, особенно те ее разделы, что касались ядовитых газов; историю, чтобы молодежь знала, к чему приводит анархия и чем хорошо государство. Вели занятия люди, которых полковник с легкой усмешкой называл на заседаниях «специалистами». Профессиональных учителей среди них было человека два-три, остальные просто более-менее разбирались в предмете. Но этого, как считал Петр Васильевич, должно было хватить за глаза. Большую часть времени у детей, разделенных на группы до десяти, до пятнадцати и после пятнадцати лет, занимали практические занятия. Девочек учили готовить, шить, вязать, штопать. Мальчикам преподавали основы плотницкого, слесарного и прочих ремесел, учили охотиться, рыбачить. Очень много внимания уделялось здоровью подрастающего поколения.
- Жизнь в метро, - говорил полковник Бондаренко, принимая решение об открытии школы, - сама по себе ужасно вредная штука. Значит, пусть будет у них военная подготовка и спорт. Чтоб здоровыми росли, крепкими. Иначе кого будем через двадцать лет на охоту посылать? Старичков?
Советы поддержали инициативу единогласно, даже не стали, как они это обычно делали, устраивать обязательных по протоколу прений. Как показало время, Петр Васильевич сделал верную ставку, направив самых толковых своих солдат и «специалистов» на обучение детей. В метро выросло хорошее, сильное поколение. И те детки, что пришли на смену выпускникам, ни в чем им не уступали. Разве что физически рожденные в метро мальчики и девочки были слабее. Но эту разницу быстро исправляли работники школы.
* * *
К первому уроку Эдуард готовился, как к первому рейду. Сначала, едва прибыв на станцию, Вовк провел разведку. Пообщался с другими педагогами, поприсутствовал на занятиях. К концу дня ситуация для Эда в целом была ясна. Оба его предчувствия оказались ошибочными. Дети, с которым предстояло работать Эду, не были ни пугливыми овечками, впадающими в транс при одном виде оружия, ни отморозками. Это были самые обычные подростки. На уроках у строгих педагогов они вели себя тихо, послушно выполняли приказы. Так поступал, например, преподаватель рукопашного боя, тоже бывший егерь.
«Ничего удивительного, я бы на уроках Назара тоже вел себя тише мышки», - думал Эд, пожимая руку сослуживцу, крепкому мужику, мускулатура которого была предметом зависти и восхищения на всех станциях Завода.
Там, где учителя допускали некоторые вольности, детвора с радостью принималась обсуждать какие-то вопросы, иногда срываясь на крики. Так проходили, например, уроки Павла Викторовича, веселого, улыбчивого мужчины, уступавшего Назару и ростом, и комплекцией, который вел в школе все гуманитарные дисциплины в одном флаконе.
- Заставить их заткнуться мне не сложно, что вы думаете. Но я не хочу. Пусть себе спорят, - с улыбкой прокомментировал учитель легкий шумовой фон на уроках. – Главное, чтоб головы работали. Я же слежу за ходом урока. Не даю совсем в разнос уйти.
- Бросьте вы, опыта нет, - рассмеялся директор школы, к которому Эдуард зашел по окончании учебного дня, посетив все уроки, какие смог. – Опыт без работы и не появится. И про образование даже не напрягайтесь. У нас почти все сотрудники без образования. Это им не мешает, согласитесь?
Эд согласился. Ото всех уроков у Эдуарда остались только восторженные впечатления и стойкое ощущение: он так не сможет.
- Ну вот. Свое дело вы знаете, это главное. Дети не плохие, сам воспитали таких. Все получится, вот увидите.
Эдуард внимательно слушал новых коллег, их советы, наставления, просто мельком оброненные реплики. Но и к детям присматривался. В старшем «классе», с которым и предстояло иметь дело Эдуарду, расклад наблюдался такой: десять мальчиков и семь девочек в одной группе, шесть мальчиков и восемь девочек во второй. Были тут и молчуны, и заводилы. Были и темноволосые дети, и блондины, и рыжие. Кто-то отличался ростом, кто-то быстрее всех считал, кто-то вставлял к месту и не к месту услышанные от взрослых умные слова. Пугало Эда одно: он совершенно не представлял, как будет учить имена учеников.
- Обращаться к ребенку не по имени, пожалуй, невежливо, - рассуждал он, проглядывая рукописный список классов, существующий из-за дефицита бумаги в одном экземпляре, - но как, блин, это все запомнить?! Тут еще почерк... То ли Романченко, то ли Романенко. Уточнить надо. Господи, а это что за фамилия? Вередина. Да еще девочка. Бедный ребенок. Никаких ругательств не надо с такой фамилией.
В целом школа Эду понравилась. Под нее была выделена примерно половина платформы, имелись классная комната со столами и стульями, в ней группы сидели по очереди; небольшой спортивный зал, с турниками и набором самых разнообразных грузов. Вот уж чего, а тяжелых предметов в метро имелось с избытком, на любой вкус. Бегом дети занимались в туннеле, по которому не ездили дрезины. Учителя, главным образом бывшие работники метро, егеря и казаки, Эду тоже понравились. Да и жилье его новое, комнатка под платформой, оказалась просторнее, чем конура на Коммунаровской. И сама станция всегда нравилась Эду. Тут было как-то спокойно, уютно, к тому же, самые бурные свидания у Эдуарда происходили как раз здесь. К счастью, бывшие пассии на появление Вовка не отреагировали, все они давно нашли себе более постоянных партнеров. Оставалось самое главное и самое сложное: начать работать.
Утром накануне первого урока Эд волновался.
«Реально как первый рейд. Как пробный шаг на минное поле», - думал бывший егерь, тщательно осматривая полученные от завхоза станции тренировочные ножи. Ветеран надел полную форму, проверил надежный, испытанный в схватках клинок «Феникс», на котором планировал провести демонстрацию. Все было в порядке.
- Ну, с Богом, - шепнул Эд, надел форменный берет, придирчиво оглядел себя в зеркало, помня совет одного из коллег: «Внешность педагога должна быть безупречна».
Безупречность внешности Эдуарда портила хромота, но Вовк наделся, что сильной помехой она не станет.
* * *
- Есть ли среди вас те, кто считают нож оружием несерьезным, чисто вспомогательным? – обратился Эд к классу.
Школьники стояли перед ним, выстроенные куратором по росту. Детские глаза со смесью страха и любопытства следили за фигурой в егерской форме, неторопливо вышагивающей перед строем. Совсем скрыть дефект походки Вовк не мог, хоть и усиленно тренировал искусанную ногу. Но сейчас хромота придавала его образу еще больше шарм. Дети видели, что перед ними не тыловая крыса, а настоящий ветеран. В том числе и поэтому они хранили гробовое молчание. Эдуарду такое начало урока не очень пришлось по душе, он все же рассчитывал на обратную связь.
- Нет таких? – снова спросил Вовк, подождав пару минут и не получив ответа. – Что ж, все правильно. Любой разумный человек понимает, что нож – не игрушка. Тем более, хороший нож. Тем более, в хороших руках.
С этими словами Эд молниеносным движением выдернул из ножен свой «Феникс», сделал несколько несложных, но красивых выпадов, и, довольный эффектом, вернул клинок обратно.
- Конечно, в том мире, который был раньше, многие не воспринимали нож всерьез. Наверное, они в чем-то были правы. Но вот вам один маленький пример, он все объясняет. Представьте себе. Отряд космических десантников, у которых имеются и ракеты, и летающие крепости-звездолеты, и всякие супер-пушки, упражняются в метании ножей.
В первый раз Эдуард уловил на лицах воспитанников мимолетные улыбки. Ледяная стена, стоявшая между ветераном и подростками начал подтаивать. Именно этого и добивался Эд.
«Для вас, ребятишки, ведь даже слово “космонавт” почти ничего не значит, - подумал Эд, стараясь сохранить серьезный вид, - что уж там про звездных десантников говорить».
- Это, разумеется, кино, вымысел, - поспешно уточнил Эд. Прослыть сумасшедшим в его планы не входило.
- Но не все так просто. Представьте себе теперь, что один из этих космических морпехов отказывается возиться с ножом. «Зачем нам это, если есть атомные бомбы?» - говорит он. Остальные бойцы в растерянности перестают метать ножи. Что же делает в этой ситуации офицер? Как вы думаете? – Эд приблизился к строю на расстоянии вытянутой руки и прошелся до конца зала, заглядывая в глаза одному ребенку за другим.
- Что может сделать офицер, чтобы навести порядок? И навсегда отучить того парня задавать глупые вопросы. Ну?
Один мальчик, давно всем видом дававший понять, что хочет что-то сказать, несмело поднял руку.
- Да? – резко повернулся в его сторону Эд. – Говори, не стесняйся. Вы это кино смотреть не могли, так что стыдиться нечего. Включи воображение.
- Он кинул нож этому парню в голову и сказал: «Ты уже точно не взорвешь ни одну бомбу»? – предположил мальчишка.
Эд расплылся в улыбке. Он ожидал, что детишки, выросшие в метро, превзойдут Пола Верховена по кровожадности, и не ошибся.
- Чуть помягче, дружок. Он попросил возмутителя спокойствия вытянуть руку рядом с мишенью, хладнокровно пробил десантнику ладонь, и произнес таким примерно тоном, как ты только что: «Противник никогда не нажмет на кнопку, если вы лишите его руки».
Дети отреагировали по-разному. Некоторые девочки слегка поморщились, остальных школьников краткий пересказ сценки из боевика, который Эду довелось посмотреть до катастрофы, привела в восторг. Дети переглянулись, зашептались, обсуждая услышанное. Эд дал им пару минут, затем поднял руку. Наступила тишина, но уже не такая искусственная, напряженная как раньше. Теперь дети слушали Эда не потому, что боялись наказания. В их глазах сквозил неподдельный интерес к новому наставнику и к его словам.
- И это верно, - закончил вступительное слово Вовк, - нож – самое личное оружие, если можно так сказать. Оружие, которое не подведет. Друг и помощник. В нашем мире много опасностей, ребята. Про них, думаю, вы знаете немало.
Дети дружно закивали. Насколько помнил Эдуард, перед его занятием у них как раз была зоология-«бестиария». Сидел он вчера и на таком уроке. Преподававшая ее энергичная женщина Дарья Александровна описывала мутантов так образно и ярко, что самому Вовку стало слегка не по себе.
- Патронов у нас не так много. Тесак или мачете вещь редкая. Топором или секирой сражаться в вашем возрасте трудновато. Именно поэтому, дорогие ребята, с сегодняшнего дня я, Вовк Эдуард Юрьевич, бывший боец егерского корпуса, начинаю вести у вас новый курс. Владение личным холодным оружием.
Вовк кивнул Назару, все это время стоявшему у дверей. Тот без слов понял, что требуется, поднял с пола мешок с тренировочными ножами и двинулся вдоль строя, раздавая детям их первое оружие. Когда Назар проходил мимо Эда, в глазах сослуживца увидел Вовк именно то, что так надеялся там увидеть: уважение и одобрение.
- Справлюсь, все получится, - прошептал Эдуард и от счастья на миг закрыл глаза.
- А теперь, дорогие ребята, - произнес он, снова беря урок в свои руки, - начнем тренировки. Смотрим на меня внимательно, повторяем…
Час спустя, отпустив вторую группу, занятие с которой прошло даже лучше, Эд повернулся к стене, убедился, что никто не видит его и не слышит, и заплакал от переполняющего душу счастья.
Он не кис на пенсии. Он снова приносил пользу. Он снова жил.
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

Глава девятая. Крайние меры
Когда дрезина, ехавшая в сторону станции Металлургов, вдруг остановилась посреди туннеля, Эд не сильно удивился. Он знал, что полковник Бондаренко – большой любитель конспирации, особенно когда речь заходила о миссиях особой важности. Не стало для него сюрпризом и то, что Петр Васильевич прибыл сюда лично. Когда во мраке вспыхнул свет и перед взором Эда предстали пять темных фигур, окруживших дрезину, первым, кого он узнал, был именно Бондаренко. Он снял и фуражку, и офицерский китель, облачился в обычную куртку, но не узнать главного человека метро было невозможно. Эд уже собирался отсалютовать командиру, начал подниматься с сидения, но так и замер на полусогнутых. В этот момент луч свет скользнул по лицам спутников полковника. Трое из них были Эду знакомы. Радости встреча ему не принесла.
Рядом с полковником стояли сержант Зуб и Олег Тоцкий, вооруженные буквально с ног до головы: в руках Олег и Николай держали винтовки ВСС, за спинами у обоих висели арбалеты, на поясах в ножнах – грозные «Каратели». Сержант и ополченец явно собирались кого-то убивать. Но если их появление тут еще можно было объяснить, то при виде третьего знакомого, Эдуард едва сдержался чтобы не выругаться. Это была Дана Павловская, женщина примерно тридцати лет, мать одного из учеников Эда.
Год назад ее попросили сыграть в спектакле роль возлюбленной главного героя, то есть, Эда. И как ни старался Вовк следовать принципу «ничего личного, просто работа», побороть себя не смог. Однажды вечером они остались в школе вдвоем, чтобы отрепетировать сцену встречи влюбленных после долгой разлуки. И все кончилось настоящей близостью. Когда все закончилось, женщина, быстро одевшись и буркнув что-то типа: «Господи, ну я и дура», выбежала из класса. Эд ждал беды. Он знал, что муж Даны – член Совета Заводской, а сама она работает связистом при штабе полковника. Если бы Дана захотела превратить жизнь Вовка в ад, она сделала бы это легко. Все обошлось. Дана промолчала. И даже нашла в себе силы сыграть в том злосчастном спектакле, чтобы не расстроить сынишку и не подвести школу. Но с тех пор мадам Павловская Эда сторонилась и смотрела на него волком. Теперь она стояла здесь с рацией и пистолетом на поясе, и таращилась на Эдуарда из-под челки. Без сомнения, мадам Павловская тоже его узнала. И не очень сильно обрадовалась встрече.
Эд с трепетом перевел взгляд на последнего спутника Петра Васильевича, ожидая увидеть еще одного врага. Но ему повезло. Этого человека он вообще не знал, хотя и видел часто на Коммунаровской. Вроде бы его звали Никита, и он служил подрывником.
- Итак, группа в сборе, - сказал полковник, словно не заметив замешательство Вовка, а может, просто не придав значения, - кратко объясняю задачу. В первую очередь тебе, Эдуард, остальные в курсе. С угрозой из туннелей пора кончать. Радикально. Проживем без мяса, перебьемся. Но просто взорвать туннель в сторону Вокзальной – крайняя мера. Хотя это было бы проще всего. Сложно спрогнозировать последствия взрыва. Да и пространства у нас мало. Поэтому ваша задача – найти этот чертов вход в преисподнюю. И ликвидировать.
- Разве известно, где искать? – произнес Эдуард. Он рухнул обратно на сиденье и внимательно слушал полковника, стараясь разобраться, что ему хотят поручить. – Ведь разведчики или не возвращались, или приходили ни с чем, как этого. Как его… Скрипка.
Эд немного погрешил против истины. Богдан Скрипка был единственным из разведчиков, кто вернулся из затопленных туннелей. По его словам, сержант Жебко пропал. Упал в воду, а назад не вынырнул. Тарас Куринной погиб, сражаясь с остатками стаи пауков. Сам Скрипка уцелел лишь чудом.
- На все воля Господа, - тихо отвечал послушник Свято-Успенской обители на вопрос, как же так вышло, что кадровые военные погибли, а он нет. Куринной-старший хотел добиться трибунала над Богданом, но полковник сумел успокоить безутешного отца. Паренек, ставший еще молчаливее, чем был, вернулся в обитель. На разведке с тех пор поставили крест, полковнику надоело терять людей. Эд понял: если бы не последняя атака, он не послал бы экспедицию и на этот раз.
- Твоя правда. Точное место мы не знаем. Но знаем, где искать не надо. А это уже хорошо. С вероятностью девяносто процентов этот лаз или ход находится под водой. Иначе сложно объяснить, почему он до сих пор не обнаружен. Все необходимое для работы я выделил. И чтобы никаких, вашу мать, подвигов! Поняли, сержант? – закончил свою речь Петр Васильевич, буравя взглядом Зуба. – Мне надо, чтобы вы нашли этот хренов лаз. И ликвидировали. Тогда и геройствовать больше не придется. Все. Дана, связь каждые три минуты. Отправляйтесь.
Бондаренко развернулся и зашагал в сторону блокпоста казаков.
«А как же вопросы, предложения?» - сглотнул Вовк, глядя в удаляющуюся спину полковника. Конечно, Петра Васильевича еще можно было нагнать. Но Эд не сдвинулся с места. Всякое желание уточнять у полковника, почему в экспедицию отправляется такая странная компания, пропало. Но вопросы остались. С Ником-подрывником все было ясно. Кого еще посылать взрывать туннели, если не лучшего мастера по взрывчатке. С Даной тоже. Если полковник решился отдать отряду исправную рацию, то и обращаться с ней должен был специалист. Другое дело, что можно было отправить парня-радиста, а не женщину. Но что тут делали казак и ополченец, Эд понять не мог. Их можно было заменить двумя егерями, ничего бы не изменилось. И главное. Эд не мог понять, что тут делает он сам. Да, ему прислали записку от лейтенанта Бражника, где изувеченный друг просил Эда выполнить любой приказ полковника. И Эдуард готов был выполнить приказ. Но чем он лучше десятков здоровых мужиков, у которых нормально работали обе ноги, оставалось для Вовка загадкой.
Отряд погрузился на дрезину. За рычаг взялся Тоцкий. Дана постаралась сесть подальше от Эда и всю дорогу не смотрела в его сторону. Сержант был хмур и мрачен больше обычного, он Эдуарда, казалось, вообще не замечал. Груз ответственности, свалившийся на него, командира экспедиции, угнетал Зуба. В нормальном расположении духа прибывал только взрывных дел мастер. Он Эда не знал, да и не сильно волновался из-за предстоящей работы. Никите, судя по всему, было совершенно все равно, что взрывать.
«Интересно, как мы станцию проедем? Народ же выбежит глазеть…» - думал Эд, видя, как приближаются огни станции.
Полковник предусмотрел и это. На станции Метростроителей не было ни души. Только мелькнула фуражка старшины Кириллова, сбегающего вниз по лестнице. Всех жителей, по всей видимости, прогнали с перрона.
Дрезина остановилась. Путь разведчиков лежал в затопленные туннели.
* * *
На замусоленной, испещренной пометками карте туннелей недостроенного участка метро буквально нельзя было найти живого места. Галочками обозначены были участки туннелей, которые разведчики проверили досконально. Знаками вопроса – подозрительные и неисследованные места. Самый большой вопрос, красного цвета, да еще и несколько раз обведенный, стоял на том месте, где бесследно исчез сержант Жебко. Согласно сведениям послушника Скрипки, Юрий просто прыгнул в воду и пропал. Если бы его съели, остались бы кости, обрывки одежды, хоть что-то. Поэтому проверить место исчезновения сержанта отряд должен был в первую очередь. Правда, Богдан и Тарас два года назад обшарили буквально каждый сантиметр туннеля и ничего не нашли, выходило, что Жебко в прямом смысле провалился сквозь землю. Но проверить версию не мешало. Именно этим и занялся Эд, когда отряд прибыл на место.
- Дана – держать связь со штабом, - приказал сержант, когда плот причалил к торчащим из воды вагонеткам, - Ник – готовь взрывчатку. Олег – освещение. Эд – возьми щуп и обследуй туннель.
Вовк чуть слышно выругался. Ему досталась самая грязная, самая сложная и самая ответственная задача. Предстояло в прямом смысле слова искать иголку в стоге сена. А еще точнее – искать то, не знаю что.
- А что именно ищем? – спросил Эд, надевая болотные сапоги и спускаясь в мутную, грязную воду.
- Какой-то лаз, ход, щель, трещину… - неопределенно пожал плечами сержант. – Достаточно большую дыру, чтобы туда мог проскользнуть человек. И чтобы оттуда саблезуб мог выбраться. Найдем – задача выполнена.
- Ищи ветра в поле, - вздохнул Эд и взялся за дело. Первым делом он обследовал тупик, но там ожидаемо ничего не нашлось. Потом Вовк прошелся вдоль вагонеток. Снова безрезультатно. Отряд двинулся дальше.
Щуп, по сути – просто длинная палка с металлическим наконечником, погружался в воду то тут, то там. Эд тщательно, не пропуская ни одного подозрительного углубления, обследовал пол туннеля. Плот медленно плыл впереди. Дана то и дело бубнила в рацию, как заведенная: «Прибыли на место. Ведем поиск». Ник возился с сумкой. Тоцкий светил Эду мощным фонарем, свет которого, впрочем, не пробивал темную гладь воды. Сержант с «Винторезом» в руках стоял в середине плота, расставив ноги для устойчивости.
- Им там хорошо, - ворчал про себя Эд, шагая по пояс в воде, на каждом шагу обо что-то спотыкаясь, остервенело тыча в пол щупом. Конечно, какие-то вмятины он находил. Но представить себе, что оттуда мог выбраться даже паук, не говоря о саблезубах, было невозможно.
Блики света играли на взбаламученной воде, на ржавых тюбингах. Туннель был пуст. Кроме плота и его экипажа – ни одного живого существа. Все твари, обитавшие в этих туннелях, словно в одночасье вымерли. Ржавые вагонетки, около которых состоялась битва тройки Жебко с пауками, скрылись из вида. Поиски ни к чему не приводили.
* * *
- Так что все-таки там происходит? – спросила Лена Рысева мужа.
Полковник, едва не доведя женщину до нервного срыва постоянными переносами, наконец, нашел возможность отправить ее домой. Дрезина тронулась в путь, но пока Рысева ехала через станции Завода, ситуация изменилась. На Металлургов увидела она огромную толпу народа, запрудившую все свободное пространство. Это были жители Проклятой станции. Люди лежали, сидели, стояли повсюду, куда хватало глаз. Среди них Лена с огромной радостью увидела мужа и Женю. А вот Эдуарда не было.
- Нам не объяснили, - отвечал Святослав, - просто объявили эвакуацию. Но я слышал, - добавил он, понизив голос, - что решили взрывать туннели. Оно, конечно, правильно. Это не жизнь, это ад кромешный. Но как мы без мяса будем – ума не приложу.
Лена кивнула, устроилась удобнее на матрасе, который принес для них из своего дома Пашка Савчук, положила голову на колени мужу и постаралась расслабиться.
«Все в порядке, - повторяла Лена снова и снова, - я в безопасности. Со мной муж и подруга. Взрывы нам никак не повредят. И Эду не повредят».
Но успокоиться Лена не могла. И не она одна. Станция Металлургов напоминала киевскую Вокзальную или московскую Выхино в час-пик. Люди наступали друг другу на ноги, в царившем шуме сложно было услышать собеседника, даже если он сидел рядом. Те, кто постоянно ходили туда-сюда, не в силах усидеть на месте, будили тех, кто сумел улечься и уснуть. Не все понимали, зачем их тут собрали, а те, кто понимали, сидели как на иголках. Подрыв туннелей – это не шутки, все понимали это. Охотники и рыбаки гадали, что они теперь будут делать, чем займутся. Гурманы, привыкшие к хорошему мясу, с ужасом думали о переходе на соевую диету. Пару офицеров, на свою беду оказавшихся тут, буквально рвали на части.
- Надо бы казакам что-то сделать, меры принять, иначе тут до драк дойдет, - заметила Женя. И меры были приняты.
Из вагона вышел Добрынин с гитарой в руках. Лицо Дениса было суровым и решительным, точно не музыкальный инструмент нес он в руках, а винтовку, и не песни петь собирался, а брать штурмом неприступную цитадель. Сразу стало тише. Люди расступились, пропуская певца, освободили для Дениса его любимую скамейку. Едва ли Денис сам в такой ситуации взялся бы за гитару. Скорее всего, его попросили спеть пару песен, чтобы немного развлечь людей. И разрядить атмосферу на станции, накалившуюся до предела.
- Отличная идея, - кивнул Святослав, - только немного жаль Дэна. Аудитория не самая благодарная собралась…
Но Рысев ошибся. Стоило зазвучать первым нотам, как под сводом станции Метростроителей воцарилась тишина, не идеальная, но достаточная, чтоб не мешать певцу.
- Дамы и господа, - с легким волнением в голосе объявил Добрынин, бережно настраивая свою древнюю, как мир, гитару, - небольшая музыкальная пауза. Других развлечений, уж простите, предложить не можем.
Денис еще минуту повозился с гитарой, потом прокашлялся и запел. И все люди, а их собралось тут не меньше сотни, затихли окончательно. Молча, стараясь не шевелиться, слушали они проникновенный, слегка хрипловатый голос Добрынина, певший про крылатые качели и про траву у дома, про звезду по имени солнце и про костер, который когда-то догорит. И кто-то вспоминал свою молодость, годы, проведенные при свете солнца. Кто-то пытался представить себе крылатые качели и с грустью вздыхал тайком, понимая, что это выше его сил. А кто-то просто внимал незамысловатым, простым, но проникающим в самую душу словам старых-старых песен, сочиненных еще до их рождения.
- Надо же, - шепнула Женя на ухо Лене, - с виду такой брутальный мужик, матерый. Никогда бы не подумала, что он – творческая личность.
- Внешность обманчива, - с улыбкой отвечала Лена подруге.
А сам Добрынин думал, что едва ли когда-то у какого-то певца в мире была такая странная, но такая благодарная аудитория. И от этих мыслей легкая пелена тумана застлала на миг глаза бывалого казака.
«Бедные ребята, - размышлял Денис, доигрывая песню про звездных медведей, - откуда вам знать, что такое звезды… Вы и просто небо не видели никогда. Да-а…»
Добрынин закончил концерт. Он встал, начал убирать в чехол гитару. Но тут Женя Савина, сидевшая рядом с Рысевыми, обратилась к Денису:
- Спасибо большое, все песни были просто чудесными, но… Они же все из того, прежнего мира. И в них поется о том, о чем многие из нас не знают. Ну, то есть, знают. Но никогда не видели.
- Это верно, - согласился Добрынин.
- А нет ли какой-нибудь песни про нашу жизнь? Про этот мир? Если есть такая песня, сыграйте нам ее, пожалуйста.
- Почему нет, есть, - улыбнулся Денис, снова присаживаясь на скамейку. – Только веселого там мало. Но желание женщины – закон. Спою. Если что, я предупреждал: песня мрачная. Так, как там?
И Денис и снова запел, неторопливо перебирая старые струны.
В траурный завернувшись саван,
Город уснул навек.
Крепчает мороз, ревет ураган,
Падает черный снег.
В гермоворота стучится пурга.
Поземка заносит следы.
В каждом туннельном сквозняке
Слышится стон уставших,
Душ, погибших в той войне
И без вести пропавших.
Кажется, что кружат они
За сталью гермоворот.
И не смолкает стон пурги,
Ночь напролет…
В траурный завернувшись саван,
Город уснул навек.
Крепчает мороз, ревет ураган,
Падает черный снег*.
*Стихи Анастасии Осиповой
Добрынин допел свою песню, молча, без послесловий, убрал гитару и тихо удалился. Люди молчали все время, что звучала песня, и даже сейчас, когда музыка стихла, не решались нарушить зачарованную тишину. Многие слышали зловещие звуки, доносящиеся из туннелей, почти все ежились от сквозняков, кто-то даже видел, как заметает руины города поземка… Но песню эту многие слышали в первый раз.
И в этот самый миг, когда обычный гомон множества людей еще не вернулся, когда отчетливо слышны были все звуки, из туннелей, ведущих в сторону станции Метростроителей, долетел грохот чудовищного взрыва. Ничего подобного не доводилось слышать никому, даже закаленным в бою солдатам. Не успел затихнуть чудовищный грохот, как станция содрогнулась. Закачались и зазвенели светильники. С потолка посыпались пыль и мелкий мусор. Это было похоже на небольшое землетрясение. С одной разницей: природные катаклизмы не сопровождаются взрывами.
На станции воцарилась мертвая тишина. Никто не решался издать ни звука, ожидая повторных взрывов. И в этой звенящей, гулкой тишине отчетливо стала слышна отдаленная стрельба. Гарнизон Проклятой станции вступил бой с неведомым врагом.
- Стрелки, к оружию! – рявкнул командир казаков, надевая каску и засовывая в кобуру пистолет Ярыгина. – Идем на помощь.
* * *
Первое, что понял старшина Кириллов, едва увидев в свете прожекторов, как на блокпосты из туннеля несется неудержимый вал воды: он ничего не сможет сделать. Слишком мощным был взрыв. Слишком сильную приливную волну вызвал он. Укрепления, построенные людьми в туннеле, были рассчитаны на любую опасность. Только не на цунами. Перед этой бедой были бесполезны и пулеметы, и колючая проволока.
- На галерею, быстро! – зарычал старшина на бойцов.
Дальше Кириллов действовал, словно автомат. Схватил испытанную в боях «Сайгу», несколькими отрывистыми командами и парой затрещин вывел из секундного ступора людей. Последним взлетел по лестнице. Краем сознания старшина успел отметить, что гребень волны не достает до галереи.
Переходной мостик на «Дальний» был их последней надеждой. Даже в спокойной обстановке быстрое отступление через зону сдерживания, утыканную заостренными кольями и перетянутую «колючкой» было задачей не простой. Сейчас из спасения путь назад превращался в верное самоубийство.
Замешкайся ополченцы хоть чуть-чуть, и их песенка была бы спета. Ребят спасла железная дисциплина. Еще не затихло эхо от крика старшины, а весь гарнизон Форта уже ринулся на галерею. Туда же устремились четыре постовых с «Дальнего». Но они не успели. Прожектор рухнул и погас. Вода играючи опрокинула пулемет, разметала укрепление из мешков с песком, подхватила постового, оказавшегося на лестнице последним. Сдавленный крик перепуганного на смерть парня – и вот уже весь туннель под шатким стальным настилом превратился в сплошной бурный поток. Галерея зашаталась, слегка накренилась. Ополченцы среагировали четко, даже без приказа. Они мигом рассредоточились по шаткому настилу, распределяя вес равномерно. Конструкция, построенная пусть без особых ухищрений, но на совесть, выдержала.
Фонарь, который держал в руках Костюк, погас. Люди оказались в кромешной тьме. Лишь слышно было, как рушится под ударом стихии Форт. Основное укрепление метростроев продержалось на считанные секунды дольше, чем Дальний. Цунами рвануло дальше. Посмотрев назад, в сторону станции, старшина увидел, как заметались на третьем посту его подчиненные, не зная, что им делать.
- Отступайте, идиоты, - процедил сквозь зубы старшина, - ни хрена вы не сделаете…
Как в итоге поступили люди на станции, старшина так и не узнал. Последний блокпост пал под напором воды. Со станции послышались дикие вопли людей, застигнутых врасплох потопом. Хоть население и эвакуировали к соседям, ополченцы и охотники были тут, все. Потом наступила могильная тишина. Уцелевшие бойцы гарнизона мертвой хваткой вцепились в ограду галереи и стояли, не решаясь лишний раз шелохнуться. Вода, натворившая столько бед, успокоилась. И только тут старшина осознал, наконец, в полной мере, что только что произошло.
«Просрал. Все просрал. Станцию, людей, пулеметы. Кто же мог знать! Вашу мать, кто мог знать!!!» – заскрежетал зубами старшина, сжав ладонями пульсирующую от боли голову. Это продолжалось лишь краткий миг. В кромешной тьме никто не мог видеть, что творилось со старшиной. Никто не догадывался, что их командир, отчаянный человек, храбрец, ни разу не дрогнувший перед лицом опасностей, сейчас готов был выть волком и лезть на стенку. От отчаяния, от осознания, что случилась катастрофа, и все, что он смог сделать, это быть сторонним наблюдателем. Он. Старшина Кириллов. Тот, кто головой отвечал за систему укреплений. Тот, кто за много лет ни разу не сдался без боя.
«Заткнись, слабак, - приказал себе старшина, вырывая сознание из цепких пут отчаяния, - ты не виноват. Виноваты те, кто устроили в туннеле хренову Хиросиму. Люди ждут приказов. Вперед!»
И только старшина, сделав глубокий вдох, собирался отдать своим людям приказ спуститься в туннель, как из кромешного мрака, из влажной, промозглой утробы затопленного туннеля, только что извергнувшей из себя ударную волну и цунами, донеслись зловещие, гулкие шаги. Кто-то приближался к разрушенным укреплениям, к оставшейся без прикрытия станции. И, судя по звуку шагов, кто-то огромный.
- Кабздец… - произнес тихо Костюк.
Аватар користувача
Artemiy
Admin
Повідомлень: 1515
З нами з: Нед жовтня 29, 2006 5:49 pm
Звідки: Днепр
Контактна інформація:

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Artemiy »

в 7 главе ошибка - Виктор Анатольевич Дружинин (должен быть Анатолий Викторович). И, если это важно, на Заводской стоит, помнится, только тюбинг (http://metro.dp.ua/images/stories/stati ... kiy/22.jpg). Ступеньку эскалатора на которой ехал Кучма ты видел в музее в управлении. И как оказалась на Заводской мемориальная плита со станции Вокзальная?

Когда читал момент, где трое пошли за Вокзальную узнать откуда лезут твари, вспомнились старые фото заброшенного 16 ствола с сайта http://dnepr-forum.com:

Зображення
Зображення
Зображення

Сейчас тут так же, как и в 2033 году..
Поищу у себя в архивах еще подобные фото с 11 ствола (не мои, а какого-то диггера). Уж больно хочется вставить хоть какие-то иллюстрации.
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

По поводу ФИО Дружинина - спасибо. По поводу ступеньки - я же вроде там указал, что это не та же самая. Это просто прикол сотрудников музея. Про плиту - ну, перенесли, пока станция была не заброшена. Почему бы, собственно, и нет, дрезины-то есть... Но это мелочь, если убрать, ничего не изменится.

За фотки спасибо большое! ;)
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

Итак, после перерыва, вызванного небольшим творческим ступором, мы снова публикуем продолжение ;) Но на этот раз у нас сюрприз. После долгих консультаций и обсуждения работы с редактором, мы решили ввести в повествование убедительного антагониста главного героя. Проще говоря, главного гада. Из уже имеющихся персонажей на эту роль никто не годился, вот мы и решили придумать нового. Те куски текста, которые будут ниже, это не части главы, а фрагменты, распределенные по пяти главам. Но так удобнее, чем опять всё с нуля заливать. Приятного чтения!

2030-ый год
От страшного удара кулаком в грудь чиновник Чернобай отлетел к стене.
- Потрудитесь объяснить на каком основании… - начал было говорить советник Совета, пытаясь подняться, но вместо ответа получил еще один сокрушительный удар в челюсть и рухнул на пол.
Незнакомец, и без того превосходивший чиновника и ростом, и силой, стоял над ним, нависал, точно утес над гаванью. И он был зол, зол несказанно. Такой ярости Чернобаю видеть еще не доводилось.
Антон Чернобай часто слышал в свой адрес проклятья, такова была специфика его работы, он уже привык к тому, что большинство населения метро, не считая довольно узкого круга членов Совета и их помощников (да и на их счет Антон не был уверен) испытывает к нему исключительно ненависть. Но такой любой злобы не встречал. Он не мог рассмотреть лицо напавшего на него мужчины целиком, мешала маска респиратора, которую тот нацепил. Но глаза видел. И в этих глазах полыхало пламя.
- По какому праву? Я члена Совета! – пытался возмущаться чиновник, когда крепкий мужик неожиданно выскочил из-за угла, набросился на него, схватил, как котенка, за шиворот и затолкал в крохотную подсобку. Последними словами клял себя Чернобай за страшную, непростительную ошибку: он почти никогда не ходил этим пустым, тихим коридором, где не было жилых помещений, и где по вечерам вообще никто не ходил. А сегодня решил срезать путь. Срезал…
Почти сразу Антон понял: закон, столько лет заботливо оберегавший его, Чернобая, от расправы, сейчас ничем ему не поможет. И в первый раз в жизни Чернобаю стало страшно.
- Послушайте! Остановитесь, вы же совершаете преступление, - взмолился чиновник, наплевав на свое достоинство и авторитет, - вас ждет наказание!
- Пусть, - услышал он голос мучителя, дрожащий от рвущейся наружу ярости, - пусть попробуют доказать, что это был я. Свидетелей-то нет. Никто ничего не видел, не слышал. Мало ли, кто мог свести счеты с алкогольным бароном…
- А мои показания? – воскликнул Чернобай.
- Мертвые не кусаются, - пожал плечами мужик.
Дальше упираться смысла не имело. Чиновник упал на колени. На наемного убийцу напавший на него незнакомец похож не был, он слишком много говорил, настоящий убийца бы давно уже перерезал горло и ушел. Но пыток, долгих, мучительных истязаний Чернобай боялся куда больше, чем самой смерти.
- Прошу вас, ради всего святого, объясните, в чем я виноват! – взмолился Чернобай. – Что я сделал?!
- Ты?! – мучитель даже, как будто, опешил. – Ты еще спрашиваешь?! Кто взятки берет с утра до ночи? Кто бухло из под полы толкает? Кто смотрит на всех, как на говно, и задницы Совету лижет?
- Ну-ну, - чиновник не услышал ничего нового и немного расслабился, - мы же взрослые люди. Каждый выживает, как может. Это нормально, а главное, по закону…
Чернобай напрасно расслабился. Мучитель замахнулся, и прежде, чем Чернобай успел заслонить голову, крепкий кулак со страшной силой врезался в ухо чиновника.
Оглушенный, едва способный соображать, Антон лежал на холодном, грязном полу. Он видел как тяжелые шнурованные ботинки, заслонявшие весь обзор, пришли в движение, сделали шаг в его сторону. Сил сопротивляться больше не было. Когда-то, в молодости, Чернобай старался следить за физической формой, но за последние годы он сильно сдал, отрастил небольшое брюшко, складку под подбородком, а мышечную массу потерял. Один на один с закаленным в боях солдатом грозный, властный Чернобай, в руках которого сплетались нити от многих человеческих душ, оказался совершенно беспомощен. Сквозь звон, наполнивший уши, Чернобай услышал, как мужик, опустившийся рядом на корточки, начал говорить спокойно, ровно, взвешенно.
- Не употребляй при мне слово «закон», падла. Не люблю я, когда мне законом этим в лицо тычут. По закону я тебя достать никак не смог бы, тут ты надежно прикрылся. Но ты прав, Краснотреп. Мне нет дела до твоих махинаций с бухлом. Если когда-то тебя поймают и показательно повесят, я буду только рад. Ну а нет – так нет. Дело не в этом.
Истязатель придвинулся еще ближе, наклонился к самому уху чиновника, и произнес всего одно слово:
- Оксана.
Антон услышал. Услышал и понял. И даже сейчас, балансируя на грани смерти, Чернобай слегка ухмыльнулся.
- Значит, Ксанка… - прошептал чиновник.
В метро жило несколько женщин, которых звали Оксанами, многих из них Антон знал лично. Но ошибки быть не могло. Речь шла о молодой женщине с «Коммунаровской», работавшей массажисткой. Гибкое, сильное, пластичное тело Оксаны манило многих мужчин, в том числе и Чернобая, отбоя от посетителей у нее не было никогда. Но никто не ухаживал за женщиной так активно и целенаправленно, как советник Совета. То, что у Оксаны Солдатенко были муж и ребенок, его не волновало. Сначала он принялся записываться на прием чуть ли не каждый день, и во время сеансов заводил с Оксаной весьма откровенные разговоры. Дошло до того, что массажистка наотрез отказалась его обслуживать. Тогда в ход пошли комплименты, подарки и прочее в этом духе, но гордая женщина и слышать не хотела о том, чтобы изменить супругу. Она была непреклонна. В конце концов, Оксана резко и прямо послала неудачливого поклонника ко всем чертям. Оксана плохо знала Чернобая.
От осады тот перешел к диверсиям. Началось с того, что в госпиталь, где работала Оксана, стали одна за другой наведываться проверки. Замечания делали, конечно, всем. Но за Оксану Солдатенко взялись особенно серьезно. Ее, утомленную за рабочий день, заставили за полчаса до закрытия растирать жилистого мужика, то ли сварщика, то ли плотника, мышцы которого напоминали канаты. Чтобы проверить «проф-пригодность». Проверку Оксана ожидаемо не прошла. Был поставлен вопрос о ее увольнении. Для Оксаны, любившей свою работу, это стало страшным ударом. Чернобай, однако, и не думал останавливаться. Ивана Солдатенко, инженера, стали что ни день гонять на другие станции. Причем всегда вечером, после окончания работы массажного кабинета. А тут еще вдруг захворал сын Оксаны: съел что-то не то и отравился, его забрали в больницу, разрешив матери навещать сына только раз в два дня.
В один из таких вечеров, когда измученная женщина сидела дома одна, в дверь тихо постучал Антон Чернобай. И предложил все уладить. Сил для отказа женщина в себе не нашла… В ту ночь Чернобай превзошел сам себя, даже по его меркам. Он не давал женщине ни минуты на отдых, не щадил ее, не думал, приносят ли ей боль его игры. А закончив дело, просто оделся и ушел, не обратив внимания, в каком состоянии находится та, чью честь он растоптал. Он был уверен, что все сойдет с рук. В худшем случае, ждал проклятий в спину, а к ним он привык.
- Понял. Я вижу, ты понял, гнида, - продолжал говорить незнакомец и Чернобай с ужасом увидел, что в руке мучителя холодно блеснула сталь боевого ножа. – Что лыбишься?! Вспоминаешь, как резвился в ее постели, Краснотреп? Ждешь, когда снова ее поимеешь? Так вот, не выйдет. Нечем будет.
Рука, сжимавшая нож, пришла в движение. Лицо мужика, даже та его часть, что не была скрыта респиратором, напоминало каменную маску, никаких эмоций. Лицо палача.
Антон похолодел от ужаса. Слабая надежда на то, что мужик просто шутит, куражится, возникла, но тут же угасла. Нет, это был не шутник. Это был мститель.
- Но послушай, парень… Зачем? Зачем тебе это? Сам, что ли, мечтаешь ее трахнуть? Тогда понимаю, как мужчина мужчину, – осклабился Чернобай, но тут же едва не прикусил язык от ужаса. Мучитель слегка, самым кончиком клинка, коснулся его шеи. Одного легкое движение крепкой, натренированной руки отделяло Антона от вечной тьмы. Но на этом мститель, видимо, решил прервать пытку. Оружие вернулось в ножны.
- Мужчина? Ты? – проговорил незнакомец, не скрывая отвращения. – Самому не смешно? У тебя от мужика только член, больше ничего. А я из тех, кто не прощает. И не забывает. И своих не сдает.
«Мы своих не сдаем. Так-так. Это же девиз егерей», - подумал советник. Он не издал ни звука, боясь, что любое слово лишь приведет мучителя в ярость. Теперь он начинал догадываться, кто именно избивал и унижал его.
- Так что заруби себе на носу. Если еще раз тронешь ее хоть пальцем, если хоть посмотришь в ее сторону, я достану тебя из-под земли, Краснотреп. И нарежу на ломти. И съем, запивая твоей же дерьмовой брагой.
Сказав это, егерь поднялся и вышел из подсобки. Открылась и снова захлопнулась дверь. Тяжелые шаги прогремели по коридору. И наступила полная тишина. Лишь где-то далеко, с платформы, доносились чуть слышные голоса ночных дежурных.
Чернобай лежал на полу, грязный, избитый, едва живой от потрясения, и повторял про себя снова и снова:
«Я доберусь до тебя, егерь. Я доберусь до тебя…»

2033-ий год

- Оп-па, горностай. Еще один. Зачастили прям, - пробормотал Святослав на следующий день, наблюдая, как с дрезины спускается еще один гость с Завода.
Это был мужчина лет тридцати, одетый по меркам метро даже щегольски: чистые, выглаженные рубашка и брюки, начищенные ботинки. Волосы аккуратно расчесаны и уложены. Приезжий смотрел по сторонам с некоторым удивлением, улыбался, храбрился, но в то же время не мог скрыть волнения. Проклятую станцию он явно видел впервые. Его тоже привезли казаки, правда, руки не связывали. Встречать очередного гостя из-за «порога» никто не вышел. Видимо, старшина Кириллов отлучился в Форт, а может, просто был занят. Святослав с интересом наблюдал, как незнакомец не спеша идет по платформе, сложив руки за спиной, слегка наклонив вперед голову, делая каждый шаг с таким видом, словно пробует гранитную плиту на прочность.
«Не по нраву ему наш медвежий угол. Вон как ежится-морщится. Эд все же покрепче был. Интересно, что за фрукт? – ломал голову Рысев. – На ссыльного не похож. На проверяющего тоже. Турист? Да ну, быть не может».
Гость с Завода тем временем направился в сторону Святослава. В этом не было ничего странного: больше на перроне не оказалось ни одного человека. Рысев думал ретироваться, чтобы не встрять в историю, но все же не стал сбегать. Приезжий был вполне приятной наружности, добродушный, улыбчивый, едва ли беседа с ним могла как-то повредить.
- Вы местный житель? – поинтересовался гость. Решив, видимо, что в ногах правды нет, приезжий уселся на скамейку рядом с Рысевым, и стал с интересом его рассматривать.
«Так, наверное, детишки на уроке зоологии таращатся на какую-то новую букашку», - слегка поморщился Святослав. Но отвечал вежливо:
- Да. У нас здесь не Завод, гастролеров нет, хе-хе. Все местные.
- Есть я, - пожал плечами гость. – А один больше, чем ноль. Что ж, приятно познакомиться. Чернобай, Антон Валерьевич. Член Совета станции Заводская, - последние слова гость произнес с гордостью и, видимо, ждал грандиозного эффекта. Но Святослав никак не отреагировал на представление. Имя незнакомца ему мало о чем говорило, а на Совет Заводской он и вовсе плевать хотел. За пределами Завода власть местных Советов, и без того скорее номинальная, вообще не распространялась. Чернобай не удосужился поинтересоваться, как зовут Святослава, из чего Рысев сделал вывод: на его имя чиновнику тоже начхать.
- Как же вас сюда занесло? – задал Рысев давно назревший вопрос. – Тоже, что ли, в ссылку?
- Почему в ссылку? – изумился Чернобай. – Просто приехал посмотреть, как вы тут живете. Так сказать, исследование.
- Исследование чего? – не понял Святослав.
- Условий проживания, - пустился в объяснения исследователь, - как живете, чем живете. Но если вас спрашивать, что да как, вы же все одно и то же говорите. А мы хотим знать реальную картину. Вот и решили так, неофициально, понаблюдать…
Святослав кивнул, про себя же подумал:
«Убедительно чешет. Но не верится. Что-то тут не так. Темнит этот Темнобай. Ладно, пес с ним. Главное, что не инспекция, а остальное переживем. В дом его не пущу, дураков нет, а так – пусть смотрит, исследователь».
Святослав уже встал, чтобы вежливо распрощаться. До прихода гостей-казаков оставалось меньше часа, надо было помочь жене прибраться в комнате. Но в последний момент гость положил Рысеву руку на плечо.
- Еще один вопрос. Вы, кажется, сказали, что меня «тоже» сослали сюда. Вы хотите сказать, что тут есть ссыльные преступники? – при этих словах глаза Чернобая странно блеснули.
- Да. Один. Бывший егерь, - отвечал Святослав.
- И он… Еще жив? – задал исследователь вопрос, поставивший Святослава в тупик. Рысев только и смог, что пробормотать:
- Жив, конечно, что ему сделается… - и поспешно ретироваться.
Святослав готов был поклясться, что улыбка, исказившая на миг лицо Чернобая, больше напоминала звериный оскал.

* * *

Заснуть Эду почти всегда удавалось легко, давала о себе знать усталость, накопившаяся за день. Но спустя несколько часов Эд просыпался. Тогда начиналось самое сложное. Лежать пялиться в темноту ему быстро надоедало. Делать на станции тоже было совершенно нечего. Что днем, что ночью станция Метростроителей была пустынна, тиха и уныла. Тихо гудела вентиляция, капала вода, из вагонов слышался храп… Так шли минуты. Так шли часы.
Однажды ночью с Эдом случилась галлюцинация. Тщетно провалявшись битый час и поняв, что уснуть не удастся, он вышел прогуляться на перрон. И с огромным удивлением увидел там человека невысокого роста, одетого в серую рубашку. Никого на станции, кто носил бы такие рубашки, Вовк ни разу не видел. Зато один такой знакомец имелся у него на Заводе. Но делать тут тому типу было совершенно нечего. Серый стоял довольно далеко, у лестницы, ведущей под платформу, повернувшись к Эду спиной. Вовк ничего толком не успел рассмотреть, кроме рубашки. Да еще волосы успел он запомнить. Чистые, аккуратно уложенные. Так старательно никто тут не причесывался. А вот на Заводской – там другое дело.
«Что за наваждение» - подумал Вовк, зажмурился, замотал головой. И когда снова посмотрел перед собой, человека в рубашке уже не было. Эд списал видение на плод больного воображения. О человеке в серой рубашке думал он часто, и мысли эти были одна другой мрачнее.
«Накручиваю себя, мало расслабляюсь, вот и мерещится черте что», - решил ветеран. И все же спокойствие в его душу не вернулось, а одиночество только усугубляло беспокойство.
- Ах, было б только с кем, ах, было б только с кем поговорить… - с грустью напевал Вовк, ложась снова спать.

* * *

- Здравствуйте, товарищ старшина, - улыбнулся Антон Чернобай, появляясь на пороге кабинета коменданта Проклятой станции.
- И вам не хворать, - не слишком любезно отозвался Кириллов. Дел у старшины, как обычно, было не в проворит. Общаться с пронырливым типом с Заводской, повадившимся шастать на его станцию, у Кирилла Кирилловича не было сильного желания.
«А может, и хорошо, что явился. Хоть узнаю, что ему надо».
- Какие-то проблемы, господин помощник депутата? – произнес старшина, поворачиваясь к гостю. На вид посетителю можно было дать лет тридцать. Был он обходителен, учтив, хорошо воспитан. В отличие от большинства членов Совета, этого не хотелось сразу же выставить за дверь.
- Советник, - аккуратно поправил его Чернобай, - но, собственно, никакой разницы нет, хе-хе. А я к вам по делу.
«Такие, как он, просто так и не ходят», - подумал старшина. Он молчал, но всем своим видом давал понять, что ждет продолжения.
- Я по поводу ссыльного. Эдуарда Вовка. Какого вы о нем мнения? – спросил Чернобай, пристально глядя на старшину, словно пытаясь узнать ответ раньше, чем Кириллов что-то скажет.
Кирилл Кириллович нахмурился. Взгляд ему не понравился.
- Никакого, - сухо отвечал старшина, - дисциплину не нарушает, тренируется. Нареканий нет. И похвалить не за что.
- Тренируется, говорите? – сощурил глаза Чернобай и заговорил тихо, вкрадчиво, не спуская глаз со старшины. – Это хорошо. Не пора ли нашему ссыльному показать, на что он способен? В реальном деле себя попробовать, не пора ли?
В первый момент Кириллов готов был взорваться. Его возмутили не только слова, которые говорил гость с Завода, но и тон.
«Да кто ты такой, чтобы мне указывать?!» – едва не рявкнул старшина. Но почему-то, он потом сам не смог толком объяснить, почему, Кириллов не сказал ни слова. Советник ничего не делал. Он просто сидел и молча глядел Кириллову прямо в глаза. И мягкая улыбка не сходила с лица Чернобая. Наорать на этого человека оказалось для старшины, державшего в ежовых рукавицах всю станцию, непосильной задачей.
- Зачем же еще нужны преступники, как не за тем, чтобы их посылать на передовую? – продолжал говорить советник, видя, что буря в душе коменданта станции улеглась. – Зачем рисковать своими людьми, когда есть егерь? Ну да, ветеран. Но мы-то с вами знаем, егерь бывшим не бывает. Верно?
Кириллов наклонил голову.
- Вот и славно. Значит, на том и порешим, - улыбнулся до ушей Чернобай, вставая на ноги. – Спасибо, старшина Кириллов. С вами очень приятно иметь дело. До свидания!
Кириллов молчал. Он был мрачен. Когда дверь уже закрылась за посетителем, желчно сплюнул, буркнул: «Ну и катись отсюда, хлыщ столичный», и вернулся к делам. Но мысль о ветеране Вовке не давала старшине покоя.
- Зачем рисковать своими людьми, когда есть преступник, - повторил он, задумчиво опуская глаза в сотни раз заполненный карандашом и сотни раз переправленный список дежурств, где тут и там зияли просветы. Их надо было кем-то заполнить. Один пост, самый опасный, как раз пока оставался вакантным.
- А ведь, и правда. Пора ветерану на службу, - решил старшина и позвонил в колокольчик, чтобы вызвать Тоцкого.

2030-ый год
- Ты думал, я не вычислю тебя, гад? – шептал Антон Чернобай, наблюдая из укрытия за своим врагом. – Думал, меня собьет с толку какой-то сраный респиратор? Еще и сам облегчил мне работу. Мститель из вас вышел хороший, господин егерь. А вот конспиратор – хреновый, хе-хе. Зато кое-кто умеет искать. И умеет мстить…
Вычислить человека, избившего его и угрожавшего оскопить с помощью ножа, было для советника не сложно. Оксана Солдатенко, конечно, обслуживала многих бойцов егерского корпуса. Но регулярно к ней приходил, и не только за услугами, а еще и просто в гости, только один. Эдуард Вовк. Больше этот парень был известен в метро как ловелас, в постели которого женщины не задерживались дольше, чем на неделю. То, что этот повеса полез заступаться за женщину, весьма удивило и даже насмешило Чернобая.
- Любовник, точно любовник, - решил советник, смакуя в воображении, как расправится с мучителем руками Ивана Солдатенко. И ошибся. Задействовав все свои связи, Чернобай выяснил: Оксана и Эдуард – лучшие друзья. Это противоречило здравому смыслу, но это было так. Бравый егерь, для которого не составляло труда очаровать хоть вдову, хоть замужнюю даму, приходил к массажистке Оксане просто чтобы поболтать. Иван Солдатенко, как выяснилось, об их встречах прекрасно знал. Более того, он гордился женой. План на глазах рассыпался в прах. Да еще и Оксану, явно по просьбе Вовка, перевели на «Металлургов», казаков оттирать. Вовк лишился друга, но и Чернобай потерял ниточку, за которые можно было потянуть.
Тогда Антон собрал все сведения о Вовке, какие мог. И лишь плюнул с досады. Вовк казался недосягаемым. Один был у него недостаток: ветреность в любовных делах. Но, пообщавшись с бывшими пассиями Эдуарда, Чернобай понял: ловить нечего, скандал вышел бы куцым даже при самой качественной подготовке. Во всем остальном враг был едва ли не идеален. Герой, спасший ударный отряд во время рейда. Отличный стрелок. Мастер рукопашного боя. Да еще и друг лейтенанта Дмитрия Бражника. А Бражник – это полковник Бондаренко.
- Да. Если бы он хотел меня прижать по закону, прижал бы, - задумчиво цедил советник, сидя на своем «рабочем месте» - за столиком бара. Желание поквитаться с истязателем не улетучилось. Азарт в душе Чернобая лишь разгорался.
- Был бы ты, Вовк, простым парнем, обычным дурачком, возомнившим себя благородным рыцарем, прихлопнуть тебя было бы даже скучно. А тут… Задачка для ума. Как же там? «Силой его победить невозможно. Действовать надо осторожно».
Чернобай решил затаиться. Лечь на дно. И ждать своего часа. Чернобай был уверен: когда Вовк оступится, он обязательно окажется рядом.

2033-иий

«А ты сдал, Эдуард. Сильно сдал», - думал Чернобай, наблюдая за бывшим егерем, бывшим педагогом, а сейчас непонятно кем. Эд без всякой радости в глазах шагал по платформе в сторону туннеля, на ходу засовывая в ножны устрашающего вида тесак. Кириллов отправил Вовка на дежурство. А там, это Чернобай знал точно, всякое случалось. Иногда постовые погибали. Редко, но бывало.
«Ты, если подумать, не плохой парень, – продолжал размышлять Антон. – Но ты заигрался, Вовк. Ты не уловил ту грань, за которую не стоит заходить. Если бы ты просто врезал мне, даже если бы выбил зуб. Я бы, может, еще проглотил. Испортил бы тебе карьеру, нагадил твоим друзьям. И успокоился бы. Но унизить меня так, что ниже только плинтус. Заставить скулить и делать стойку на хвостике… Угрожать оттяпать мне член… Называть “Краснотрёпом”» - Чернобай поморщился, точно прожевал лимон с солью. Что из перечисленного вызывало у него больную ярость, большую ненависть, Антон и сам бы едва ли ответил.
Годы сгладили обиду, сгладили удар. Боль перешла из острой стадии в ноющую, потом в хроническую. Потом почти перестала беспокоить. Почти. Советник не забыл эти три минуты триумфа. Три минуты кошмара. Он не забыл. Он не простил.
Здравый смысл восстал против идеи наведаться на Проклятую станцию. Разум Чернобая приводил десятки аргументов за то, чтобы носа туда не совать, дать событиям идти своим чередом. Доводы были выслушаны, но сердце нашептывало иное: «Ты должен быть там, где он. Пока не наступит финал». Но одного раза оказалось мало. За первым визитом последовал второй, третий. Ночью и днем следил советник за Вовком, иногда не показываясь на виду, иногда сознательно идя на риск.
Быть узнанным Чернобай не боялся. Да и если бы Эд его узнал, Чернобаю это бы не спутало карты. Откуда Вовку было знать, кто стоял за всеми неудачами, выпавшими на его долю за последние годы. Даже догадаться, что все это – чьих-то рук дело, было задачей не для мозгов Эдуарда. А уж чтобы заподозрить советника, бывшему егерю и вовсе надо было проявить чудеса смекалки.
«Ты все еще силен и хорош собой. Ты все еще не смирился, не сдался. Но тут, на Проклятой станции, и не такие красавцы ломались. А я не спешу. Я ждать умею», - тут Антон едва не подскочил на месте. По барабанным перепонкам непривычного к гулу канонады советника резанул грохот пулемета.
«Пора убираться отсюда», - решил Чернобай. Он тихо встал со скамейки и зашагал прочь от нарастающей канонады, то и дело сталкиваясь с ополченцами, сбегавшимися на посты.
Улыбка играла на его лице.
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

А вот и новая, девятая глава. Да-да, девятая. Та, что раньше было девятой, теперь получит №10. Так логичнее выйдет...


Глава девятая. Месть
Когда медик, осматривавший егерей после рейдов, в первый раз посоветовал Эду сходить на массаж, Вовк только отмахнулся. Обойдусь, мол. В детстве его как-то водили на массаж, об этом дне Эд много лет вспоминал с содроганием. Массажист оказался могучим дядькой весом под сто килограмм, напоминающий с вида сказочного силача. Вскоре Эд убедился: не только с виду. Как так вышло, что массажист не вдавил его всего в стол, - Эд только диву давался. Он даже кричать не мог, вообще не в состоянии был издать ни звука, там вмял его лицо в подушечку этот великан. Он мял и месил его слабое юное тельце так, словно хотел испечь пирог, да перепутал человека с тестом. Когда сеанс закончился, Вовк напоминал побитого, потрепанного щенка. Отец, пришедший забирать сына с процедур, смотрел на Эда, словно бы не узнавая. Видимо, так сильно он раскраснелся.
- Да я вполсилы массировал! – всплеснул руками массажист, когда Эд попытался что-то пискнуть про жестокость. Папа лишь с усмешкой похлопал мальчика по плечу, но по дороге домой сказал ему:
- Не ной и не распускай нюни. Подумаешь, массаж… Жизнь еще не так может мять, еще не так ломать. Будь готов к этому, сын. Будь сильным.
По прошествии многих лет, уже живя в метро, Эд часто вспоминал слова отца, снова и снова с ними соглашаясь. Вовк был уверен: если бы отец дожил, если бы увидел Эдуарда, шагающего по руинам с винтовкой в руках, он бы гордился сыном. Почти ничто в целом мире не могло теперь напугать Эда, но… На массаж он больше ни разу в жизни не ходил. Бражник в шутку называл упорное нежелание друга ходить в массажный кабинет фобией, сам Эд говорил, что у него по этому поводу «пунктик».
Вот и в этот раз, услышав рекомендацию доктора, Вовк только буркнул: «Не нужен никакой массаж, я сам себе фитнес». Но врач не отступал. И в какой-то момент Эдуард подумал:
«А почему бы и не сходить, в самом-то деле. Не повредит уж точно. Да и с этой, мать ее, «массажефобией» пора завязывать. Взрослый мужик. Не хорошо.
О своем решении Вовк не пожалел.
- Вы кто? – произнес Эд, войдя в кабинет и увидев у массажного стола не коновала с бицепсами-арбузами, а стройную женщину лет тридцати.
- Я? – с удивлением повернулась она в сторону Эда. – Солдатенко, Оксана Степановна. Массажист. А вы думали увидеть тут дантиста? – добавила женщина с улыбкой.
- Новенькая? – поинтересовался Эд, стягивая форменную куртку.
И снова его слова сначала поставили женщину в тупик, а потом рассмешили.
- Да, новенькая. Всего лет пять работаю.
Эду стало стыдно. Нет, он не воспринимал персонал «Коммунаровской», обслуживающий егерей, как холопов. Он прекрасно понимал, что все делают свое дело, вносят свой вклад. Но и жизнью этих людей не интересовался Вовк совершенно. Их работа была для него такой же неотъемлемой частью метро, как колонны или люстры.
Чтобы не ляпнуть очередную глупость, Эд дал себе слово варежку больше не открывать. Молча разделся до пояса и лег на кушетку.
«А она интересная», - отметил про себя Эд, рассматривая массажистку, разминающую руки перед процедурой.
«Не красавица, - подумал он, заметив, что глаза Оксаны косят, а нос слегка скошен на бок. – И стрижка «под-мальчика» ей не очень идет. А уж этот ужасный халат вообще надо выбросить, он ей идет так же, как мне юбка. Но зато фигура классная, да».
- Уж не влюбился ли ты, парень? – спросил Эд сам себя. И пришел к выводу: нет, обошлось. В последнее время женщины крепко достали Вовка, он хотел, наконец, отдохнуть от постоянного нытья на тему: «Вот так, сразу? А поговорить?!», да и от бурных ночей тоже.
Массаж тем временем начался. И последние сомнения в том, правильно ли он сделал, что пошел на сеанс, рассеялись, как дым.
Если бы Эд больше интересовался тем, что происходит на станции, он бы знал, что Оксана – лучший специалист своего дела. Про нее говорили – массажист от бога. Даже называли «талантом», как ни забавно это слово звучало применительно к массажисту. И вот сейчас Эд лежал на удобной кушетке, закрыв глаза, и чувствовал, как сильные, горячие, умелые руки Оксаны скользят по его спине, шее, плечам, погружая тело и разум Вовка в мягкий, приятный туман удовольствия. Напряженные мышцы расслаблялись, успокаивались нервы, рассыпались в прах лишние мысли, докучливо мельтешившие в голове.
- Вам хорошо? – спросила Оксана, прерывая на миг работу. Эд только и смог, что пробурчать что-то невнятное, но одобрительное. А сам подумал:
«Нет, мне не хорошо. Мне – воздушно. В сто раз лучше, чем чертов секс».
В каком-то смысле то, что с ним происходило, и было близостью, самой настоящей. Он слышал дыхание женщины, когда она наклонялась к нему. Ощущал капли пота, падавшие со лба Оксаны на его спину. И он был так счастлив, как никогда в жизни, ни с одной из своих многочисленных подруг.
Оксана улыбнулась и снова принялась за дело. Но если в начале она молчала, не говорила ни слова, полностью сосредоточившись на работе, то теперь то и дело сквозь шуршание ладоней по коже, слышал Эд ее тихий, вкрадчивый голос.
- Вы часто ходите туда, на улицу? – спрашивала она.
Другая женщина с большой долей вероятности услышала бы лишь: «Ну хоть ты не напоминай мне про это!». Или просто угрюмое: «Отстань». Нагрубить же Оксане было для Эда сейчас так же сложно, как укусить собственный локоть.
- Раз в неделю примерно… - произнес он, не открывая глаза.
Обычно дальше следовали расспросы, правда ли там, на поверхности, так уныло, серо и тоскливо. Так делали многие женщины, не понимая, видимо, что последнее о чем хочется говорить егерю после рейда, это рейд. И ужасно обижались, когда Эд наотрез отказывался живописать руины. Оксана не стала развивать эту тему. Она повернула беседу в совершенно неожиданное русло.
- А что вы делаете после рейдов?
Этот простой, на первый взгляд, вопрос застал Эда задуматься. Мозг, только что расслабившийся, начал вяло включаться в работу. Отвечать: «Сплю, ем, тренируюсь, иногда с бабами сплю», - не хотелось. Хотя это была чистая правда. Врать тоже. Поэтому Вовк отвечал с легкой грустью:
- Да так, ничего особенного.
Его ответ, видимо, заставил Оксану крепко задуматься. На какой-то момент она даже перестала растирать его поясницу.
- Знаете, я пока не начала работать здесь, тоже не любила часы безделья. Думала, что каждые пять минут, которые не заняты делом, вычеркиваются из жизни. А как попала на Коммунаровскую, как увидела, сколько тут надо работать, сразу научилась ценить каждую свободную минуту. Нет, я не жалею, что работаю тут, - поспешно добавила женщина, - на Заводской мне было просто скучно. Но зато теперь я знаю: от безделья можно ловить такой же кайф, как и от работы.
Вовк молчал, не перебивал Оксану. Но с каждым ее словом удивлялся все больше.
«Эге. А она… Умная, - с удивлением констатировал Эд. – С ней, наверное, даже не противно будет говорить. Не то, что эти дуры… Черт возьми, вот уж верно говорил Дима Бражник, нельзя всех баб одним миром мазать».
- Одно жаль, - продолжала говорить Оксана, - друзей у меня тут так и не завелось. Нет, семья-то отличная, потрясающий муж, чудесный сынишка, ему три годика недавно исполнилось…
«Ну вот. Значит, имеются муж и ребенок. На мыслях о приставаниях ставим большой жирный крест», - подумал Эд. Разочарования мысль не принесла, скорее, наоборот – облегчение.
- Без друзей на свете очень трудно жить, как поется в старой песне. Это правда. Но женщин тут мало, а мужчины… Как-то вроде не принято, чтоб егеря с врачами дружили…
- Говорят, дружба бывает только между мужиками, остальное – ерунда, - подал голос Эд. – Один мой друг говорит, что это просто стереотип. А я… Я не знаю.
- Заходите еще, - сказала Оксана десять минут спустя, когда сеанс окончился, и Эд, пунцовый, как после бани, и сияющий от счастья, принялся натягивать на себя форму. – Правда, я много работаю, график плотный… Но вы можете зайти ко мне в гости. Мы с мужем будем вам рады.
- Непременно, - пообещал Вовк.
«Боже. Это так круто. Это просто космос, - размышлял совершенно счастливый Эд, растянувшись на кровати и с улыбкой глядя в потолок. – Тебя отделяет от секса каких-то несколько движений. И ты не делаешь их. Потому что на хрен оно не надо. Вот когда чувствуешь себя, черт возьми, мужиком».
И еще егерь понимал: тоска, поселившаяся в его душе с того дня, как он, пройдя десятки обследований и сотни тренировок, впервые вырвался на поверхность, и увидел, во что превратились знакомые места, начала уходить. Оксана прогнала ее теплом своих ладоней. Самая неистовая страсть не могла оживить душу егеря. Буря проходила и в душе его снова наступала зима, иногда ему казалось, что даже в минуты блаженства зима никуда не уходило. Тело горело, сердце же оставалось холодным. Растопить этот лед случайные подружки не смогли. А прикосновения Оксаны – смогли. В его жизни снова появился смысл…
Правда, первый визит к подруге прошел совсем не так, как виделось в мечтах Эду. Во-первых, сын Оксаны, милый мальчуган по имени Степа, половину дня проводивший в садике, воспринимал мать как свою собственность, и поговорить им так и не дал. Да и сама Оксана была хоть и приветлива, и мила, но утомлена. Работа высасывала из нее силы, на семью у женщины сил еще хватало, на него – уже нет. Во-вторых, вернувшийся супруг Оксаны, Иван, прямо скажем, не обрадовался, увидев в своем семейном гнездышке постороннего. Иван Солдатенко ничего не сказал жене ни в этот вечер, ни потом. На форму Вовка и зеленый берет взглянул с уважением и даже пожал руку гостю. Но смотрел на Эда хмуро. Он явно видел в нем конкурента.
Домой Эд шел удрученный. Воздушные замки, которые он строил, дали сильную трещину. Он даже подумывал о том, чтобы на этом прервать знакомство с Оксаной, чтобы не усложнять жизнь ни себе, ни ей. И пару дней крепился, не заходил ни в кабинет, ни в комнатку под платформой, где жила семья Солдатенко. Рейдов, как назло, не было, и Эд отчаянно скучал. Наконец, он не выдержал. Решительный, словно гладиатор у клетки со львами, двинулся Эд в гости. И, едва оказавшись снова рядом с подругой, понял: что-то изменилось за это время. И маленький Степка вел себя немного не так. Он, конечно, мешал беседе, с недовольны видом тянул мать за полу платья, когда та переставала обращать на него внимание, шумел… Но не так активно, как в первый раз. И Иван, снова увидев за столом Эда, не стал хмуриться. А главное: расцвела сама Оксана. Он вошел – и она засияла. Эд даже пошутил:
- Ты вся искришься. Хоть лампочку выключай.
- Просто рада, что ты пришел, - просто, тепло, с мягкой улыбкой отвечала Оксана. Эд испуганно покосился на Ивана, но тот был спокоен. И у Вовка отлегло от сердца.
- Может, радоваться мне Иван не будет, - понял Эд. – Но и морду не разобьет. И на том спасибо.
С тех пор каждый вечер проводил он в компании дружной, веселой семьи Солдатенко. Иной образ жизни стал уже казаться ему немыслимым, невозможным. А потом все в одночасье изменилось.
* * *
Эд понял, что случилось что-то страшное, едва вошел в комнату. По маленькой, уютной, всегда чистой и опрятной комнатке точно Мамай прошелся. Кушетка, на которой спали Оксана и Иван, накренилась, у нее была сломана одна ножка. Постельное белье в беспорядке валялось по всей комнате. Тут же лежала рваная, мятая одежда Оксаны. И среди всего этого безобразия, лежала его подруга. Бледная, измученная, заплаканная. Голая. Она даже не попыталась прикрыть грудь, когда вошел Эд. У нее не было сил ни на что, кроме горьких слез, что градом катились из глаз и падали на разорванную сорочку.
Несколько минут Эд стоял, точно громом пораженный, отказываясь верить тому, что видел.
- Надругались. Поглумились. Изнасиловали, - крутилось в голове. Никакого иного объяснения он придумать не мог.
Сам едва сдерживая слезы, Эд кинулся к подруге, и прежде, чем накрыть обнаженное, покрытое следами от грубых прикосновений тело, спросил Оксану голосом, полным клокочущей, рвущейся наружу злобы:
- Кто. Это. Был? Кто?!
Оксана молчала. Она, казалось, вообще не видела и не слышала, что происходит вокруг.
Быстро осмотрев комнату, Вовк не нашел ничего подозрительного. Ничего, что могло бы указывать на того, кто совершил злодейство. Если какие-то следы и были, насильник их замел. Взглянув же внимательнее на Оксану, рассматривать которую до этого егерь как-то не решался, Эд едва сдержал взрыв матерной ругани. Его подругу не просто изнасиловали. Над ней поглумились. И не один раз, а много.
Эда затошнило.
- Оксана, ты меня слышишь? – зарычал Эд, пытаясь вернуть женщину из состояния прострации, в котором она находилась. – Скажи мне только одно. Только одно. Кто это был? Как зовут эту тварь? Кто он, Оксана? Говори. Я найду его. Клянусь громом, я найду эта мразь…
Вечером они собрались на совет. Иван, Эд и Оксана. Степка все еще лежал в лазарете, но его присутствие сейчас было бы лишним. Иван сидел рядом с женой, нежно обнимал возлюбленную, гладил по волосам, шептал слова утешения. Оксана был бледна, как полотно. Слезы то и дело начинали душить женщину. Но она держалась и отвечала на все вопросы, которые задавал ей Вовк. Сам Эд был мрачен и серьезен. Весь день он наводил справки. И порадовать семью Солдатенко было егерю нечем.
- Я бессилен, - прямо сказал им Эдуард. – И даже мой друг, лейтенант, нам не поможет. Совет, видите ли, структура чисто номинальная… Власти у них нет. Но зато есть права, за них они держатся мертвой хваткой. И своих они не сдают. Как и егеря. А эта мразь – свой. И Совет устроит такую истерику, если мы хоть пальцем тронем их человека, что у Бражника сердечный приступ случится. А главное: этот гигант большого секса выдает разрешения на отпуск алкоголя.
- Хлебное место, - прошептал Иван.
- Еще какое, - согласился Эд, - по закону алкоголь можно выдавать только егерям и иногда казакам, для снятия стресса. И не больше, чем сто грамм на нос. Но вы, думаю, и сами понимаете, что это только закон. В реальности разрешение этот гад может выписать хоть вашему Степке. За вознаграждение. И это – совсем плохо, половина метро у этого алко-барона на поводке.
- Половина? Ты уверен? – подала голос Оксана.
- Ну, это я так, для красного словца… Даже если пятая часть жителей, что это меняет?.. Даже офицеры к нему иногда за разрешениями ходят, так что… - Эд развел руками. – По закону сделать ничего нельзя.
- Понятно, - отвечал Иван, спустя пару минут, совершенно убитый последними словами Эда, - я был уверен, что ты нам поможешь. Ведь мы тебе не совсем чужие люди. А это… Это оставлять так нельзя. Но я все вижу. Все понимаю. Спасибо, друг, что хотя бы попытался.
- Не торопись, - в первый раз за вечер улыбнулся егерь. – Да, я сказал, что юридически мы в тупике. Но кто сказал, что я собираюсь соблюдать эти чертовы законы? Плевал я на них. Друзья, - в голосе Эда зазвучали металлические нотки, - мы, егеря, говорим: «Своих не сдаем». И это не пустые слова. Задета… Да что там задета, растоптана и загажена честь женщины. Честь моего друга. Я доберусь до него. Доберусь, чего бы мне это ни стоило.
- Дай слово… - прошептала Оксана, глядя как бы сквозь Эда.
- Даю слово, - отвечал егерь. – Чернобай за все ответит. А вы будьте готовы уезжать. Я отправлю вас к казакам, туда лапы этого Антона Долгорукого не дотянутся.
* * *
- Чертово метро. Чертова жизнь, - повторял Эд снова и снова, отхлебывая мерзкую жидкость, одинаково противную и вкусом, и цветом и запахом.
Эд сидел в баре и глушил одну порцию алкоголя за другой. Трактирщик видел, что клиент скоро упьется в хлам, но безропотно приносил новые кружки.
На душе у Вовка скребли даже не кошки, а скорее саблезубы. Хотелось тоскливо завыть по-волчьи. Вместо этого он сидел в трактире, куда вовек не захаживал, и хлестал брагу. В первый раз в жизни.
Второй раз за последнее время судьба преподнесла ему неприятный сюрприз. Череда несчастий, начавшись с того злополучного рейда, поставившего крест на его службе, не думала кончаться. Сегодня он едва не распрощался с работой учителя…
Сегодня после уроков случилось то, чего он больше всего боялся. Ребенок напоролся на нож.
Когда Эдуард впервые переступил порог школы, он был сразу предупрежден об ответственности за жизнь детей. Эд сделал все, чтобы исключить травмы на уроках. Это ему удалось. Да только он забыл, что кроме уроков бывают еще и перемены…
Был у него ученик Егорка, один из старших, всегда считавший, что он умнее всех, сильнее все, все знает и умеет. А что до техники безопасности, то она написана для маленьких и слабеньких. После уроков, когда Эдуард выходил из класса, он случайно, вместе с носовым платком, выудил и ключ от своего ящичка, где хранил разные вещи, в том числе и верный «Феникс». Егорка не упустил свой шанс. Мигом подхватил он с пола ключ, рванул в учительскую, выдвинул ящик учительского стола, и тут же ринулся обратно на станцию, где стояли в ожидании представления его товарищи. Что случилось дальше, Эд толком установить не смог. То ли «крутой и сильный» Егорка просто не совладал с боевым оружием, то ли просто баловался… Но один из неуклюжих пируэтов Егорки привел к тому, что остро наточенный клинок выпал и вонзился Егору прямо в ботинок.
Дураку Егорке повезло, повезло несказанно. Нож попал точно между пальцами, и лишь самым краем лезвия зацепил он средний палец. Но воображале хватило и этого. Реву было – на всю станцию. Когда Эд, уже и сам обнаруживший пропажу ключа, примчался на место событий, его глаза предстал бледный как мел Егорка, держащий в руках сапог, из которого капала прямо на пол станции кровь. И в этот миг у Вовка чуть не остановилось сердце.
К огромному счастью Эда, повезло и ему самому. Родители Егора не стали требовать крови учителя. Дома, куда Эд принес его на руках, не из любви вовсе, а чтобы в пути мальчишка опять не напоролся на что-то, сквозь слезы, Егор рассказал, как все было. Родители мальчика все прекрасно поняли. Отец Егора, слесарь, был мужик простой, но не глупый. Он пошел к директору и подтвердил, что к Вовку претензий нет.
- Учитель не виноват. Или почти не виноват, - сказал он. – А наш постреленок получил хороший урок.
Царапина у Егорки скоро зажила. Но душа у Эда все равно была не на месте. Да, сегодня ему повезло. А в следующий раз? Как повернется колесо фортуны? Не давала покоя Эду одна фраза, мимоходом оброненная Егоркой. Якобы украсть ключ его надоумил какой-то взрослый дядя. Что это был за дядя, как он выглядел, - это Егорка так толком и не объяснил. Неизвестный «доброжелатель» поймал мальчишку в темном проходе, лицо его Егорка не разглядел. Зато Эд понял: за ним кто-то охотится.
- Слышал я от Павла Викторовича шутку: «Дальше школы не пошлют, меньше класса не дадут». Вот это мой случай. Куда дальше скатываться будем, Эд? На Проклятую станцию? А почему нет? Чернобаю на радость. Чертов Чернобай. Чертово метро.
И он выпил четвертую кружку. Он мог не экономить, разрешение Чернобай ему выписал аж на целый литр. Бармен, увидев цифру, аж крякнул от досады. Но перечить не посмел.
Видит Бог, в иной ситуации Эд бы лучше в петлю полез, чем пошел бы на поклон к алко-барону, как называли в метро Чернобая. Но пошел. Засунул эмоции поглубже и пошел. Он понимал: выпить надо. Обязательно.
Разрешение получил Эд на удивление легко.
- Здравствуй, здравствуй, - стоило Эду войти в бар, как из темноты выплыло улыбающееся лицо Чернобая. Официальным рабочим местом у Антона Чернобая был какой-то кабинет под платформой Заводской, но все, кому надо, знали: лучше искать его сразу в баре, за маленьким столиком, стоявшим в самом углу питейного заведения. Там и выдавал Чернобай разрешения. Там же принимал он подарки.
- Как тебя приплющило-то, - добавил советник, оглядев Эдуарда. – Случай, конечно, неприятный, но все уже позади. Порезвился мальчик ножиком, с кем не бывает.
- Быстро до вашего Совета вести доходят, - проворчал Эдуард, принимая разрешение: клочок бумаги, который столько раз переходил из конца в руки, что, казалось, мог рассыпаться в любой момент.
- Совет на то и Совет, чтобы все знать! – назидательно сказал Чернобай. – Да ты не переживай, все уже уладилось, будешь и дальше детишек учить. Сейчас тебе двойную порцию выпишу, нервы успокоятся. «Выпьем с горя, где же кружка, сердцу будет веселей», - пропел Антон, наблюдая, как Эд, взяв разрешение, пошел за отдельный столик, подальше от троих егерей, шумно отмечающих чей-то день рождения.
Затем советник обернулся к Фотографу, который тоже отирался у стойки, хотя и не пил, и легким кивком указал на широкую спину Эда. Фотограф безмолвной тенью проследовал поближе к столику Вовка.
«Ловушка захлопнулась, егерь, - улыбнулся Чернобай, глядя из темноты на своего врага. – Ты зол, ты на взводе. А этот нектар богов еще и не такие языки развязывал. Тебе крышка, егерь, хе-хе-хе».
И он с удовольствием отметил, что Фотограф уже спешит обратно. Судя по всему, язык у Эда развязался даже раньше ожидаемого. Оставалось передать кому надо слова Эда – и с врагом будет покончено. Навсегда.
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

У нас с женой готова новая глава. Она будет вставлена в середину романа, станет четвёртой. В главе раскрывается предыстория конфликта героя и его врага, так что ей место ближе к началу.

Глава четвертая. Чернобаи
Женщин на станции Метростроителей распределили первыми. Видимо, новое руководство решило сначала разобраться с меньшим «злом», а уж потом обстоятельно заняться мужиками. Из рассказа жены Ирины, которую вызвали на распределение первой, Валера Чернобай понял, что дам в основном распределили на кухни и в медицинские пункты. Его супруге досталась работа помощницы повара. На проверке, где всех заставляли что-то сделать руками и только потом назначали обязанности, она смогла с грехом пополам приготовить пшенную кашу. Вот когда Ирина порадовалась, что даже в годы благополучия, когда у Чернобаев хватало денег практически на все, время от времени готовила сама. Помощник полковника слегка скривился, отправляя ложу в рот, обругал за то, что не положила соль, но галочку поставил.
- Поваренок ты у меня теперь, - улыбнулся Валера.
- А ты, дорогой, зубы-то не скаль, - мигом посуровела Ирина, до этого светившаяся от радости, - зато я работаю! И я – у кормушки. Хоть что-то сыну смогу носить. Забыл, что ли, как мы с голодухи пухли?!
Чернобай-старший не забыл этого. Валерий Семенович прекрасно помнил, каким кошмаром были первые дни в метро, на темных, сырых станциях. Помнил, как они жались друг к другу, стуча зубами от холода. Как плакал голодный сын Антоша, как проклинала жизнь жена Ирина, красота которой таяла буквально на глазах, и как он сам готов был выть волком от того, что ничего не мог сделать. Валера ходил качать права в Совет, и понял лишь одно: народные избранники решить ни одну проблему метро были не в состоянии, как ни старались. Это были страшные дни, промозглые, сырые, голодные, невыносимые. Но они прошли. Чернобай видел как военные, прорвавшиеся в метро, наводят порядок. Казалось невероятным, что эти ребята сумели сохранить такую железную дисциплину, и совсем уж чуду подобно было то, что они спасли жителей метро от вымирания. Но все это было реально, все это происходило на их глазах. Чернобай не сомневался, что теперь дела в метро наладятся. Валерий Семенович не ошибся. Не учел он одного: что лично для него, офис-менеджера по профессии, места в новой системе просто не найдется…
- Ты дальше слушай, Валер. Знаешь, что сказали при мне одному сисадмину?
- Что будет получать четверть пайки? – предположил Чернобай-старший, начиная понимать, куда клонит жена.
- Ха. Нет больше никакой пайки, дорогой. Нет! У полковника закон простой: не работаешь – не ешь. Сисадмину сказали: «Будешь работать по специальности. Провода между станциями прокладывать».
Валера не смог сдержать улыбку. Он представил себе, как несчастный сисадмин в той же позе, в которой он раньше шастал между офисными столами, ползет по туннелю. Ирина смерила смеющегося мужа тяжелым взглядом, и тихо спросила:
- Ну, для системного администратора хоть провода есть. А ты, милый, что делать собираешься, м-м-м?
- Как что? – удивился Чернобай-старший. – Руководители среднего звена всегда нужны.
И вот тут уже расхохоталась Ирина, да так, что чуть пополам не согнулась. Затем приступ смеха резко прекратился. Женщина подняла голову, посмотрела Валере прямо в глаза и произнесла сурово, холодно:
- Не смеши мои коленки. Новые времена настали. Сейчас не руководители нужны, а работники. Я пока в очереди стояла много интересного услышала, дорогой. У соседей уже начали мужиков распределять. Так вот начальников у нас хоть отбавляй, на любой вкус и фасон. А вкалывать некому. Нужны те, кто что-то могут сами делать, своими руками.
Слова жены подействовали на Валерия Семеновича отрезвляюще. Он и сам давно уже ломал голову над вопросом, как жить дальше, где работать, откуда достать еду для жены и сына. Но раньше, когда на станциях царил бардак, еды и работы не было ни у кого. Теперь, с появлением военных, ситуация начала исправляться, заработали системы, была организована работа мастерских и ферм. Оставался один лишь вопрос: много ли пользы эти перемены принесут семье Чернобаев.
- Так что, забудь про свой диплом и десять лет в офисе. Забудь. И вспомни, что ты умеешь делать. Руками, ногами, головой. Чем угодно! Только имей ввиду: они всех проверяют, на фу-фу не проскочишь.
- Умеешь утешить, - слегка улыбнулся помрачневший Валерий Семенович.
- Предупрежден, значит – вооружен, - пожала плечами женщина, - так у тебя хоть какие-то шансы есть… Ладно, я пошла. Пора жратву готовить на всю станцию.
- Постой! – воскликнул Чернобай.
Ирина не остановилась, даже не обернулась. Она ушла и увела с собой голодного сына Антошу. В который раз Валера почувствовал волну крещенского холода, которой обдала его супруга, уставшая от страданий, уставшая от нищеты. Чернобай увидел, что между ним и женой возникла пропасть. Понял со всей очевидностью правоту и резонность ее слов.
Тогда, в первые дни, она была совсем другой. Точнее, она была собой – той самой нежной заботливой Иришкой, бойкой девчонкой-секретаршей, заражавшей оптимизмом всех сотрудников фирмы, в которую влюбился за пять лет до этого Валерий. В нее тогда были влюблены чуть ли не все работники офиса, но именно Чернобай, не скупившийся на цветы и подарки, сумел покорить сердце красавицы и уложить ее в постель. А потом и отвезти в загс. После того, как все случилось, Ирина не впала в депрессию, даже почти не плакала. Она поддерживала Валеру, как могла. Они прятались от холода под общим рваным одеялом, делили жалкие объедки, которые выдавали населению, вместе успокаивали десятилетнего Антошу, который никак не мог отойти от потрясения. В те дни Ирина не покинула его, тогда ей было не за что его обвинять, а если было, то она молчала. Теперь все изменилось.
«Врешь, Ирка, - сжал кулаки Валерий Семенович, - рано списываешь меня в утиль. Я докажу, я справлюсь!»
И он встал в хвост очереди на распределение.
Один за другим подходили мужчины к небольшому столику, за которым сидел приятный на вид лысый мужчина в кожаной куртке.
- Это Дружинин, Анатолий Викторович, - шептались в очереди, - помощник полковника по хозчасти.
Валере Дружинин показался человеком недалеким, этаким простоватым добряком. Чернобай решил, что такого надуть будет не сложно. Завхоз метро задавал всем один и тот же вопрос: «Кем работал? Что умеешь?», внимательно выслушивал ответы и отправлял дальше.
Не моргнув глазом, Чернобай соврал, что работал психологом. Валера рассудил так: на простого рабочего даже после стольких дней голодовки он не похож, ни за плотника, ни за сварщика не сойдет. Бухгалтеры, администраторы, маркетологи, секретари и продавцы в метро едва ли были нужны. Помнил он и слова жены про то, что полковник всем устраивает проверку. Значит, надо было придумать такую специальность, владение которой быстро не проверишь, и в которой может быть надобность в новых условиях. Что Чернобай и сделал.
«Психология – тонкая материя, - рассудил Валера, - это вам не гвозди забивать. Да и человеческий фактор, однако. С одним пациентом лучший психолог в мире ничего не сделает, а с другим и новичок справится…»
Дружинин, услышав ответ Чернобая, покосился на Валерия Семеновича с легким недоверием.
- Что-то ты, товарищ психолог, сам немного того, дерганный, - заметил он. Чернобай, в самом деле, волновался. Да и треволнения последних дней не прошли без следа. Чего стоили хотя бы те минуты ужаса, когда Валера и Ира, схватив в охапку визжащего от ужаса сына, бежали по переходу метро, окруженные, сдавленные обезумевшей толпой…
«Тут психанул бы и доктор психологических наук» - подумал Чернобай. Вопрос завхоза не застал его врасплох. Ответ был готов заранее.
- Что делать, - вздохнул Чернобай, опустив голову, - после катастрофы многим понадобилась помощь. А я был один, один специалист на всю Вокзальную. Сами понимаете, есть пределы любым силам.
Легенда выглядела безупречной, ведь станция Вокзальная погибла, население, успевшее спастись, рассеялось по всему метро. Проверить ее было едва ли можно. Чернобай с удовольствием отметил, что и Дружинин логику признал.
- Верно. Повезло тебе. Нам как раз нужен такой специалист, - согласился Анатолий Викторович. Очередь за спиной Чернобая зашумела, не всем нравилось, что один человек так долго занимает внимание завхоза. Дружинин подумал еще пару секунд, потом бросил: «По лестнице вниз и направо, скажешь постовому, чтобы открыл. Следующий!», - и забыл про Чернобая.
«Шах, милая! Ты еще извиняться будешь за свою холодность» - думал Валерий Семенович, шагая по коридору в сторону указанной завхозом двери. Там, в самом деле, дежурил крепкий парень в военной форме. На дверь солдат поглядывал с опаской. Узнав, что пришел специалист-психолог, постовой вздохнул с явным облегчением. Это несколько охладило радость Чернобая.
«Кого они там прячут? – зашевелилось в душе нехорошее предчувствие. – Шизофреника? Неврастеника? Маньяка-душегуба?».
Но отступать было поздно. Собравшись с духом, Чернобай переступил порог. Тяжелая стальная дверь за его спиной закрылась с глухим стуком. Дважды повернулся ключ в замке. Наступила тишина.
Минуту Валера стоял, не решаясь пошевелиться. Потом осторожно сделал шаг вперед. Второй. Густая ватная темнота окружала его. Мрак слегка рассеивала лишь тонкая полоска света под дверью. Но ничего, кроме стоптанных ботинок Чернобая, она не освещала. Нельзя было рассмотреть ни одного предмета, не ясны были даже размеры помещения. И кто бы ни скрывался в этом мраке, он ничем не выдавал свое присутствие. Чернобай сделал еще шаг, и в следующий момент закричал от боли и ужаса, когда прямо перед его лицом вспыхнул ослепительный свет. Боль была такая, словно в глаза кинули горящие угли или вонзили ножи. Тщетно пытаясь спастись от мучительного света, Чернобай закрыл лицо руками. Помогло мало. Пытка светом продолжалась с минуту, потом невидимка, светивший фонарем прямо в глаза Валере, погасил свет. И тогда из темноты раздался голос:
- Ты кто такой?!
- П-психолог, - едва смог выдавить из себя Чернобай. Все его расчеты летели в тартарары. Вместо какой-нибудь заплаканной дамочки, потерявшей семью, заговорить которую было бы не сложно, ему подсунули настоящего психа. Ирина оказалась права. Новое начальство знало толк в кадровых вопросах.
- Ба. Еще один, - захохотал невидимка. Голос, суровый, жесткий, чеканящий слова, словно механическая печатная машинка, показался Чернобаю знакомым. Но где и когда он его слышал, понять Валера пока не мог.
«Вот какого черта ляпнул, что я психолог?! – в отчаянии проклинал себя Валерий Семенович. – Почему не додумался учителем себя назвать. Или упаковщиком каким-нибудь».
- До чего капиталисты страну довели, - рокотал из мрака сумасшедший, - одни менеджеры и экономисты, куда ни плюнь. И торгаши. Что вы вообще умеете, какая от вас, белоручек, польза?! Никакой! Кроме вреда.
- Ну-ну, не кипятитесь, - Валерий Семенович все же попытался взять ситуацию в свои руки, - все профессии нужны, все профессии важны, как в песенке поется…
- Специалисты – о да, - согласился голос, - но не такие неудачники, как ты.
Чернобай понял, что еще минута, и он не выдержит, сбежит. Он не имел ни малейшего представления о том, что бы сделал в этой ситуации настоящий психолог. Лишь одно удерживало его: ухмыляющееся лицо жены Ирины, всплывшее на миг перед глазами. Она оказалась востребована в новом мире. Она будет варить для новых хозяев жизни кашу. А он, он окажется на помойке.
- Но как вы можете судить… - проговорил Чернобай, титаническим усилием воли заставляя себя говорить.
- Ой, кончай дурить, Чернобай. Из тебя психолог, как из меня балерина, - раздался взрыв хохота.
В следующий момент раздался щелчок, и над головой Валерия Семеновича вспыхнула лампочка. Комната, крохотное помещение площадью три на три, озарилась мягким, не режущим глаза светом. И Валера увидел, наконец, своего мучителя.
- Господи… - только и смог вымолвить Валера.
Чернобай не ошибся. Его «пациент», рослый, плечистый, бритый под ноль господин лет сорока, который был выше и шире Чернобая раза в полтора, периодически появлялся у них на станции еще до появления военных. Его имя Валера не помнил, а вот короткая, звучная фамилия, Вовк, отпечаталась в памяти. Он представлялся мастером спорта по греко-римской борьбе. Проверять, насколько эти слова соответствуют правде, никому в голову не пришло, слишком уж внушительно выглядели кулаки спортсмена. Говорил Вовк мало, в дела Совета и обычных людей не лез, но следил за происходящим на станции внимательно. Когда при нем начинались нередкие в метро потасовки из-за еды или одежды, Вовку достаточно было просто хрустнуть костяшками – и хулиганы мигом исчезали. Шептались, что спортсмен неофициально, на добровольных началах, помогает милиционерам наводить порядок.
- Я за тобой следил, Чернобай, - продолжал говорить бывший мастер спорта, - за всеми следил. Как услышал из коридора твой голос, руками рот стал затыкать, чтобы не засмеяться. Психологом себя назвал, подумать только. Пси-хо-ло-гом. Почему не доктором физических наук, интересно? А, понимаю. Никому в метро такие не нужны. Да баба твоя и та крепче оказалась. Она хоть готовить умеет. А ты?..
Чернобай молчал. Любой его ответ, любая попытка оправдания, вообще любые слова прозвучали бы смешно, нелепо, неуместно. Он мечтал о том, чтобы закрыть глаза, исчезнуть, раствориться в воздухе, а очнуться снова в том, прежнем мире. В мире, где он был уважаем, где его умения и способности были востребованы, где не было сырости, плесени и вшей, и где такие, как Вовк, не могли унижать и смешивать его с грязью.
Силач нависал над перепуганным «психологом», точно скала. Казалось, что бритый затылок его вот-вот коснется потолка. Вовк смотрел на Валеру взглядом, в котором любопытство мешалось с презрением.
- Я понять пытаюсь. Понять, на что ты вообще рассчитывал, Чернобай, - продолжал говорить спортсмен, надвигаясь на Валеру, который и так уже отступил к самой двери и вжался в нее. – Так-то мне на фиг не надо с тобой лясы точить, дел по горло. Но ты скажи мне. Скажи, что бы ты дальше делал, если бы тебя утвердили, отправили работать? Если бы не было еще десятка умников, которые тоже себя психологами объявили и если бы полковник неладное не заподозрил. Как бы ты людям помогал? Ну?
- Как-нибудь… - едва слышно произнес Чернобай.
Валера думал, что после этой фразы борец просто убьет его ударом пудового кулака. Или, в самом лучшем случае, матюгнется и выкинет за дверь. Ни того, ни другого не произошло. Воцарилась полная тишина. Вовк больше не кричал на него, не наступал. Он стоял, не шевелясь. И когда Валерий Семенович осмелился поднять глаза, он увидел, что великан стоит, понурив голову, плотно сжав губы. На лице его была печать глубокой тоски и обиды, словно Чернобай за что-то его оскорбил.
- «Как-нибудь», - раздался в тишине голос Вовка, - вот оно что. Я так и знал. Это слово перед катастрофой говорили все, всегда. Как-нибудь чинили канализацию. Как-нибудь водили автобусы. Как-нибудь платили зарплату. Может, и правильно, что весь тот мир развалился к чертям, раз в нем все было «как-нибудь».
Потом мастер спорта отвернулся, потеряв всякий интерес к Чернобаю, и отрывисто крикнул через плечо:
- Увести!
Дверь отворилась, и на пороге возник силуэт караульного.
* * *
Два месяца спустя жители станции Заводская с любопытством поглядывали на довольно странную компанию, сидевшую на скамейке в центре платформы.
Женщину в белом переднике и колпаке знали многие, ее звали Ирина, она работала поварихой в столовой. Ее сына тоже многие видели на станции. Обычно мать все свободное время проводила с сыном, буквально не отпускала от себя ни на шаг. Сейчас же она сидела в стороне, почти не глядя в сторону ребенка. Мужчину, который держал за руку мальчика, жители Заводской раньше не видели. Выглядел он так, словно перед этим несколько часов драил грязные полы. И лишь те, кому удавалось в общем станционном гуле расслышать слова этих людей, лучше начинали понимать, что здесь происходит.
- Сынок. Антоша. Как ты живешь? – спросил мужчина, с нежностью и любовью глядя на мальчика.
- Хорошо, - охотно отвечал Антон, дрыгая ногами, - мама готовит, я жду, когда все поедят, и тоже кушаю. У нас своя комната. Маму хвалят, говорят, что она вкусно готовит.
При этих словах сына отец, а это был именно он, Валерий Чернобай, два месяца назад распределенный на Проспект Свободы уборщиком, скривился, словно от зубной боли. Он сильно сдал за это время. Лицо Чернобая-старшего осунулось, спина ссутулилась, руки покрылись въевшейся грязью и волдырями. Простое обыденное сочетание слов «мамина каша» всколыхнули в его памяти картины, которые он бы с радостью забыл. Но забыть не мог.
- А тебе самому нравится есть мамину кашу? – сделав над собой усилие продолжал беседу отец.
- Очень, - кивнул мальчик, и удивленно заморгал, увидев, что отец плачет в ответ.
Последним ударом для Валеры Чернобая стало расставание с супругой. Никаких скандалов, криков, выяснений отношений не было. Просто однажды, когда он, сумев отпроситься с Проспекта, явился на Заводскую, где работала Ирина, Валерия Семеновича поставили перед фактом: у Ирины новый спутник жизни, чиновник из ведомства снабжения. И ему, Чернобаю, тут делать больше нечего.
Первой реакцией Чернобая была ярость. Он решил бороться за свою потерянную семью. Или хотя бы за ребенка. Валере было в тот момент плевать на то, что он, уборщик мусора, стоял теперь в иерархии населения метро на нижней ступеньке, а новый спутник Ирины – едва ли не на первой. Ему было плевать, что он оказался в новом мире не у дел, и просто не смог бы обеспечить Антону нормальную жизнь. Драться с обидчиком Чернобай отказался, едва увидев этого самого снабженца. Одним ударом новый муж Ирины мог просто убить Валеру. Но это не остановило Чернобая. Он помчался в Совет, призванный защищать интересы населения. Но там ему популярно объяснили: с жалобами на реальную власть сюда лучше даже не соваться. Тогда Валерий Семенович стал пробиваться на аудиенцию к полковнику. И дело, казалось, сдвинулось с мертвой точки. Но когда Валера уже сидел в очереди на прием, в коридоре появится уже знакомый ему мастер спорта Вовк, служивший теперь в службе безопасности метро, отвел Валерия Семеновича в сторонку и сказал:
- Значит так. Семейные дрязги – не мое дело, я в них никогда не лез и не лезу. Но сейчас по-хорошему прошу: оставь ее. Я иногда общаюсь с твоей женой. Бывшей женой. Ирка – умная, сильная, красивая женщина. Схватывает все на лету, учится, работает над собой. Еще два месяца назад только гречку кое-как варила, и вот уже готовит на всю станцию. Карьера, черт возьми! И ее муж, мой друг, к слову, – достойная ей пара. Они счастливы. Он обеспечил ей и мальчику жилье, выбил улучшенное обслуживание, помог продвинуться. А ты, что можешь дать ей ты?! Так что уймись. И смирись.
В этот день в душе Валерия Семеновича что-то оборвалось. Он окончательно замкнулся в себе, стал мрачен и нелюдим. И лишь еженедельные встречи с сыном, на которые согласилась Ирина, скрашивали унылые будни бывшему офис-менеджеру.
В один из таких дней Чернобай сказал сыну:
- Об одном прошу тебя, сынок. Не повтори мою судьбу. Ни в коем случае не повтори. Я пал на дно. Я потерял все, что имел. Но ты – не теряй. Ты должен быть полезен, тогда с тобой будут считаться. Не нарушай явно закон, но и не следуй ему во всем. Тогда ты не поднимешься выше стада. А я хочу, чтобы ты был выше. Иначе зачем я рожал тебя и растил? Будь сильным, мой сын. Не верь людям. Они обманут, продадут – и забудут. И не прощай. Никогда. Ничего. Ты понял меня, сынок?
И Чернобай-младший чуть слышно произнес:
- Да, папа.
Ермаков
Проектировщик
Повідомлень: 191
З нами з: Вів грудня 28, 2010 5:55 pm

Re: Без дна. Роман о Днепропетровском метро

Повідомлення Ермаков »

Готова самая "жёсткая" глава романа, которой завершается первая часть. Вторая часть начнётся с главы, в которой Чернобай мстит Вовку, то есть - это будет флэшбек. А пока - "Последний бой".

Глава десятая. Последний бой
От старшины Кириллова никогда не требовали приучать подчиненных к идеальной дисциплине. Конечно, это не значило, что ополченцы, охотники и рыбаки могли спать часами и делать, что хотят. Но и муштровать, добиваться беспрекословного подчинения и молниеносной реакции, Кириллову никто не приказывал. Хотя и не запрещал. Может, полковник считал, что на Проклятой станции слишком плохие условия, чтобы там могли вырасти настоящие бойцы. Может дело был в высокой смертности. А может Петр Васильевич и его штаб опасались чрезмерного усиления неспокойной станции. Однозначного ответа на этот вопрос не было. Но Кириллов, даже не имея на этот счет приказа, сам, по своей инициативе повышал, как мог, уровень боеспособности ополченцев. Он слышать не хотел ни о каких болезнях и травмах. Он никому не делал скидок. И боеприпасов для своих людей выбивал у ворчливых снабженцев столько, сколько вообще было возможно.
Кирилл Кириллович чувствовал: однажды ополченцам придется вступить в настоящий бой. Однажды его люди столкнутся с врагом, которого не победишь одним ударом, не накроешь шквалом огня на дальних подступах.
«Наступит день, когда мои ребята докажут всем: пусть ополченец не егерь, и даже не казак, но он и не доходяга с палкой…» - думал старшина, гоняя людей до седьмого пота.
И день настал.
- Оружие к бою, - приказал старшина отряду, рассредоточившемуся по галерее. – Без команды не стрелять.
Подготовка в бою велась в полной темноте. Свет со станции не разгонял тьму тут, на сотом метре. Впрочем, освещение сейчас только стало бы помехой ополченцам. Они не видели врага, быстро приближавшегося к станции из мрака, но и враг не мог их увидеть. Сжав в правой руке бутылку с зажигательной смесью, а в левой фонарь, Кириллов подобрался к самому краю галереи. Выждал еще минуту, вслушиваясь во все нарастающий шум. Понять, что за создания могут его издавать, старшина не мог. Но он и не пытался в этом разобраться.
- Пусть хоть сам черт, - прошептал старшина. Размахнулся. Метнул во тьму коктейль Молотова. Еще прежде, чем бутылка упала, старшина включил фонарь и закричал что было силы:
- Огонь!
Дальше все произошло почти одновременно. Бутылка раскололась, и волна горящей жидкости окатила неведомого врага, заставив тварь из мрака хрипеть и визжать от боли. Дружно ударили винтовки и арбалеты. Туннель наполнила адская какофония, состоящая из грохота выстрелов, свиста пуль, шипения раненых врагов. А в свете фонаря глазам людей предстали чудовища, подобных которым никогда прежде не доводилось видеть никому из людей.
В воде на полу туннеля метались исполинские создания, напоминающие змей или червей. Сколько точно их было, Кириллов не понял. Он насчитал минимум шесть особей. Каждое длиной около трех метров и толщиной с водопроводную трубу. Ни ушей, ни лап, ни ярко выраженной головы, только гладкие, скользкие, извивающиеся тела. Одна змеюка уже билась в агонии, обожженная горящей смесью. Остальные шипели, дергались, прыгали, пытаясь добраться до людей, зацепиться за конструкцию галереи, но не доставали, падали обратно в воду. Люди стреляли, не переставая, но тоже не многого добились, слишком сложно было попасть в юрких, подвижных змей.
Все эти детали Кириллов отметил лишь походя, не фиксируя на них внимание. Ему некогда было рассматривать врага. Его задача, их задача была стоять насмерть. Ни в коем случае не пропустить чудовищных червей на станцию. Отстоять туннель.
- Все назад, к стене! – рявкнул Кирилл Кириллович, потом выдохнул: - Полетели, ублюдки! – и метнул в скопление тварей гранату «Ф-1».
Грянул взрыв. Ошметки сочащейся кровью плоти полетели во все стороны. Змеи отчаянно зашипели. А потом разом затихли. Наступила гробовая тишина.
- Кажется, все, - произнес Артем, утирая пот.
- Походу, да. Мы их сделали, - подал голос Сева. – Ну, уроды…
- Не двигаться! – прервал разговоры старшина. – Занять позиции. Оружие к бою.
Ни звука не раздавалось из туннеля. Луч света, скользнувший по руинам Форта и темной глади воды, осветил лишь куски плоти, лежащие тут и там. Змеи были мертвы. И все же что-то настораживало Кириллова. Он продолжал внимательно вглядываться в темноту, держа наготове карабин.
Едва слышный шелест донесся снизу, из-под галереи. Вода пошла кругами. Что-то, вне всякого сомнения, двигалось там.
- По моей команде… - начало было говорить Кириллов. Он так и не успел отдать приказ.
Галерея содрогнулась от страшного удара снизу. Старшина покачнулся, выронил фонарь, едва не упал, лишь в последний момент успел он схватиться за поручень. За первым ударом последовал второй, еще мощнее. Стальная конструкция, и так едва выдерживающая вес десяти вооруженных людей, заскрежетала, заскрипела. Старшина наугад выстрелил в темноту. Кто-то из ополченцев тоже выпустил несколько пуль вниз, под галерею. Но выстрелы пропали зря. И в этот момент зловещее шипение раздалось за спинами людей, буквально в десятке метров от отряда. Какой-то мутант догадался атаковать галерею с тыла, забравшись по стене туннеля.
Обезумевшие от ужаса, ополченцы страшно закричали, принялись палить наугад, расходуя последние боеприпасы.
«Надо что-то делать! Уходить надо, уходить» - заметался старшина. Но сделать ничего уже не успел.
Третий удар, пришедшегося прямо по опоре, на которой держалась секция галереи, довершил дело. С дикими криками полетели в воду трое ополченцев и с ними старшина.
И еще прежде, чем тело Кириллова рухнуло в воду, уродливая, покрытая чешуей голова, изуродованная пулями и осколками гранаты, вырвался из пучины мрака.
Распахнулась невероятно широкая для такой твари пасть, и в отсветах выстрелов, которыми пытались помочь друзьям оставшиеся на галерее ополченцы, Кириллов увидел бездонную глотку, усеянную рядами зубов.
* * *
Запорожцы мчались так быстро, как могли. Скороход Савчук, как обычно, вырвался вперед. Ему в затылок дышал Добрынин. За ними следовали остальные бойцы.
«Там Зуб, там наш сержант! – стучало в голове Дениса. – Держись, Колян. Мы поможем».
Отряд двигался в кромешной тьме, которую едва рассеивала пара ручных фонарей. Но ни темнота, ни вода, неведомо откуда взявшаяся в туннеле, и несколько затруднявшая бег, не останавливали запорожцев. Люди бежали так, как никогда прежде, не щадя ног, не останавливаясь ни на миг. Если кто-то из казаков оступался и падал, тут же вскакивал, оправлял амуницию, и снова бросался вперед. Топот десятков ног, плеск воды и тяжелое дыхание гулко отдавался под сводами туннеля. Ждать подхода дрезин никто не стал, да и скорость дрезины развивали смешную, толку от них было бы чуть.
В какой-то момент стрельба на Проклятой станции прекратилась. Наступила могильная тишина. Что стало причиной прекращения огня, полная победа людей или падение станции, никто не задумывался.
- Вперед, вперед! – набатным колоколом стучало в голове Паши Савчука.
- Вперед! – подгонял себя Добрынин.
И вот Паша и Денис, опередив на несколько мгновений весь отряд, влетели на станцию. Сначала они ничего толком не увидели. Поезд, превращенный в жилой «дом», загораживал весь обзор. Тогда казаки взобрались на платформу, и… Странное и страшное зрелище предстало их глазам.
Платформа выглядела так, словно по ней пронеслась волна. Судя по лужам, именно это и случилось. Все постройки на платформе были разрушены. Из вагонов цунами вымыло вещи, одежду, даже мебель. Баррикада, перекрывавшая туннель, превратилась в развалины. И что самое поразительное: нигде ни одного человека. Население станции эвакуировали, Денис и Паша знали это. Но должен был остаться сильный отряд из двух десятков ополченцев. Однако их не было видно. Ни живых, ни мертвых.
На перрон стали подниматься остальные казаки. Оружие держали запорожцы наготове. Растерянность, которую в первый момент вызвал вид разгромленной станции, почти сразу улетучилась. Отряд быстро рассредоточился, стрелки разобрали сектора.
- Осмотреть станцию. Не терять бдительности. Вперед! – отдал приказ атаман казаков, переводя дыхание и подозрительно окидывая взглядом разгромленную станцию.
Запорожцы медленно, перебежками двинулись вперед. Добрынин и Савчук шли вдоль левого края перрона. Именно они одними из первых заметили на лестнице, ведущей вниз, под платформу, странное существо, напоминавшее длинный широкий шланг. По всей видимости, это была гигантская змея. В середине туловища монстра увидел Денис утолщение, по форме слегка напоминавшее тело человека. Тварь что-то проглотила.
«Или кого-то» - добавил про себя Добрынин.
Змея лежала на верхних ступенях лестницы. Она была, вне всякого сомнения, мертва: на теле существа буквально не осталось живого места. Ее рубили, резали, кололи, расстреливали буквально в упор. Голова вообще превратилась в кровавое месиво, ни глаз, ни рта Добрынин не увидел. Людям явно пришлось повозиться прежде, чем они совладали с врагом.
Дав Савчуку сигнал прикрыть его, Добрынин осторожно спустился на пару ступенек.
«Его… Или ее? Один хрен. Эту мерзость добили уже на лестнице, - отметил Денис, разглядывая голову змеи, развороченную картечью. – Огонь вели из дробовика. Видимо, кто-то спрятался внизу и оттуда стрелял. Ну живучая же гадина…»
И только Денис хотел спуститься вниз, чтобы выяснить судьбу стрелка, как с перрона донеслась яростная стрельба.
- Дэн, сюда! – крикнул напарнику Пашка.
Добрынина дважды звать было не надо. Мгновение спустя он был уже на платформе. И успел увидеть, как в десятке шагов от него, окруженный казаками, поливаемый шквалом свинца, дергается и бьется в конвульсиях истекающий кровью обрубок, часть гигантской змеи, разорванной пополам. Помощь Добрынина парням не понадобилась. Слаженным огнем они в считанные секунды добили тварь. Последние признаки жизни покинули тело мутанта. Но долго еще казаки держали окровавленный студень, в который превратилась змея, на прицеле, не решаясь двигаться дальше.
- Черт возьми, Дэн… - прошептал Паша за спиной Добрынина.
- Что? – отозвался, не оборачиваясь, Денис.
«Абакан» в его руках слегка подрагивал. Чего только не доводилось видеть казаку на своем веку, но змеи, продолжавших жить даже после таких ран, даже будучи разрубленными на части, ужаснули и его. Такими свойствами отличались разве что безобидные дождевые черви. Эти же змеюки спокойно могли проглотить человека целиком.
«Это какая же силища. Какая воля к жизни, черт возьми. И как природа все продумала. Хоть что делай, а оно живет. И жрет», - думал он.
- Дэн, это ж они, они тут всех сожрали, - каким-то пустым, как будто мертвым голосом отвечал Савчук.
Мертвая тишина воцарилась на вырезанной станции.
* * *
- Гарнизон станции Метростроителей был почти полностью уничтожен, - говорил вечером полковник Бондаренко жителям метро.
На перроне станции Металлургов, откуда специально убрали все временные постройки, буквально яблоку негде было упасть. Люди стояли в дверях вагонов, даже сидели на крышах; облепили светильники, стояли на лестницах. Тут собралось не меньше половины всего населения, за исключением тех, кто находился на службе или у станков. И при этом, что самое поразительное, на станции царила полная тишина. Никто не решался, казалось, даже пошевелиться, внимания рассказу Петра Васильевича.
- Они подверглись нападению гигантских трехметровых змей. Как питоны или удавы, эти твари полностью проглатывают своих жертв. Там, в желудках этих чудовищ, мы и нашли ребят.
При этих словах полковника какая-то женщина, видимо, жена ополченца, коротко вскрикнула и упала в обморок. Петр Васильевич подождал, пока ее унесут, и продолжал говорить. Лейтенант Бражник советовал командиру немного смягчить историю, не говорить всей правды. Того же мнения были и другие офицеры. Но полковник решил выложить все, без экивоков.
- Люди должны знать, что там случилось, - сурово оборвал Бондаренко все возражения, - парни погибли такой смертью, страшнее которой ничего нет. Они заслужили хотя бы память!
И вот он стоял на импровизированной сцене, сложенной из ящиков, и говорил, не обращая внимания на слезы и стенания людей.
- Спаслись пять человек, успевших укрыться под платформой, и трое парней, засевших на галерее, - полковник кивнул на группу бледных, изможденных ополченцев, стоявших чуть в стороне. Среди них были Артем Костюк и Сева-Коммунар. На случай, если бы у кого-то из родных сожранных заживо ополченцев возникло желание разделаться со счастливчиками, их охраняли егеря.
- Старшина Кириллов погиб. Светлая память офицеру, до конца выполнившему свой долг, - сказав это, Бондаренко снял фуражку, минуту помолчал, с удовлетворением отметив, что и станция выдержала минуту молчания, хотя очень многих душили сейчас слезы; затем продолжил: - Но этот бой был последним. Наша война с бездной закончилась. Метро навсегда избавилось от этой опасности.
«И от источника мяса, - мысленно добавил Петр Васильевич, - но после такой бойни едва ли кто-то будет об этом всерьез жалеть».
- И это – заслуга разведывательного отряда, посланного в затопленные туннели. Николай Зуб, Никита Зотов, Олег Тоцкий и Эдуард Вовк ценой своих жизней положили конец нашествию мутантов. Они погибли, подорвав весь запас взрывчатки. Они не пустили в метро стаи этих удавов: мы нашли среди развалин туннеля десятки тел этих чудовищ. Страшно представить, что учинили бы тут эти чудовища. Разведчики погибли. Но все мы теперь сможем спать спокойнее. И мы не забудем. Мы никогда не забудем этих людей, этих мужчин, этих солдат.
- Мы не забудем! – стройным хором поддержали егеря.
- Мы не забудем! – подхватили казаки.
- Не забудем! – эхом отозвались люди.
И настоятель Успенской обители, стоявший за спиной полковника, тихо добавил:
- Аминь.
Відповісти